Друиды (ЛП) - Лливелин Морган

Мандучис подозрительно покосился на меня.

— Откуда ты так много знаешь?

«Закрой рот! — потребовал мой внутренний голос. — Друидов в Провинции не жалуют. Рим их не любит».

Меня выручил Ханес. Своим звучным убедительным голосом он объяснил:

— Так мы учимся! Слушаем умных людей. Тебя вот, например. Умные люди много знают... — добавил он многозначительно.

Мандучис уже изрядно набрался. Успокоить его оказалось нетрудно. Он вяло озирался по сторонам, то и дело заглядывая в свою кружку, уже пустую к тому времени. Я снова подал знак Тарвосу. Он тут же отправился за новой порцией вина. Я подождал, пока торговец не выпьет, и сделал вид, что с нетерпением ожидаю продолжения разговора.

— Так что ты говорил о Цезаре? Чего он хочет?

— Э? Да, Цезарь... Новый губернатор. А чего тут думать? Если он и здесь станет таким же победителем, как в Иберии, если вернется в Рим с добычей, он заткнет за пояс даже Красса. Сенат может сделать его единственным консулом... — торговец помотал головой, с трудом удерживая мысль.

И тут в разговор вступил Рикс.

— Чтобы начать войну, надо иметь врага? И кто же станет его врагом? — сумрачно спросил он.

Ответа он так и не получил. В таверну ввалилась толпа римских офицеров. Сидящие в зале тут же уткнулись в свои чашки, а римляне потребовали лучшего вина в заведении и расположились за самым удобным столом поближе к дверям.

Возобновлять разговор не имело смысла. Над столами повисло молчание. Похоже, мы уже получили от Мандучиса все, что хотели, а выпито было столько, что вряд ли торговец наутро вспомнит о нас. Мы встали и ушли. Когда мы проходили мимо стола римлян, они проводили Рикса внимательными взглядами. Даже затрапезная одежда не могла скрыть его повадку воина, и римляне не могли этого не заметить. Наверное, они почувствовали огонь, горевший в душе моего друга.

Мы все дальше продвигались вглубь Провинции. Слушали. Смотрели. И узнавали все больше. Рикс был отличным спутником, он живо интересовался окружающим. Если его интерес к военным ослабевал, он тут же переключался на женщин. А они на него. Да, конечно, он оставался для них варваром, но каким! То и дело нам с Тарвосом приходилось вытаскивать его из постелей местных прелестниц, и временами ситуации становились довольно опасными. Однажды он так заигрался с женой богатого торговца оливковым маслом, что я едва успел перехватить хозяина большого дома перед воротами, давая время Ханесу с Тарвосом вытащить оттуда Рикса. Я сделал вид, что давно поджидаю почтенного человека, потому что интересуюсь поставками масла в свою Лохматую Галлию. Он явно был польщен, но смотрел на меня с подозрением.

— Трудно поверить, — сказал он задумчиво, — что мое масло любят даже далеко на севере... Как ты сказал, называется племя, от которого ты прибыл?

— Я еще не называл его, но теперь с удовольствием назову. Мы называем себя карнуты.

— Ах да, карнуты... У меня много покупателей среди эдуев и, кажется, они упоминали такое племя. Так ты говоришь, что готов заключить контракт? И на какую же сумму?

Честно говоря, я совершенно не представлял, о какой сумме может идти речь. А торговец ждал и пристально разглядывал меня. Пришлось собраться, представить себя торговцем, вызвать в себе дух наживы, и мне это удалось. Я почувствовал, как моя плоть послушно становится воплощением алчной заинтересованности, которую мне не раз приходилось наблюдать в людях Провинции.

Отставив ногу и приняв пренебрежительную позу, я задумчиво глянул на небо.

— Ну, это зависит от качества товара и от того, как скоро мы сможем получить его. Оливковое масло быстро портится, а лето жаркое.

Мы стояли на дорожке, ведущей к его большой белой вилле. За буйством цветов я видел дорогу, огибающую дом, а внутренним зрением следил за тем, когда на этой дороге появятся мои друзья.

— Мое масло разлито в каменные кувшины и запечатано, — разливался между тем соловьем торговец. — В этом виде оно хранится очень долго. Я могу отправить первую партию дней через десять-двенадцать. Или ты хочешь сам доставить товар своим землякам?

Мне пришлось сделать вид, что я обдумываю его предложение. Рикс все никак не появлялся. Сколько мне еще морочить голову этому почтенному человеку?

— Ты говорил, что торговал с эдуями? — словно бы вспомнил я.

— Да, там у меня есть клиент. Он считает мое масло лучшим из всех. Дела на севере я веду в основном через него.

В очередной раз сработала моя интуиция. Она подсказала мне следующий вопрос.

— Кто этот человек? Он может поручиться за тебя перед нашим племенем?

— Да ни одна живая душа в Галлии не усомнится в его словах! — Голос торговца зазвучал торжественно. — Это Дивитиак, вергобрет эдуев.

Да, такой титут существовал у друидов эдуев, и означал верховного судью, то есть был равен нашему Диану Кету. Само собой, слово друида не подлежало никаким сомнениям. Вот это я угадал! Неожиданная связь вергобрета эдуев с провинциальным торговцем маслом должна была очень заинтересовать Менуа. Я попробовал осторожно выведать у торговца подробности. Почуяв сделку, он уже не мог отступить и объяснил, что хотя официальная политика римлян считала друидов в Нарбонской Галлии вне закона, у Дивитиака были друзья в Риме. Вергобрет эдуев, в отличие от Менуа, считал необходимым укреплять связи с латинским миром. И он активно этому способствовал. Дивитиаку нравилась римская роскошь, он привык к римским вещам, в том числе и к маслу. Одна беда — у Дивитиака есть брат, Думнорикс, который ненавидит римлян.

— Думнорикс хочет быть королем племени, — объяснял купец, — и чтобы укрепить силы, Думнорикс заключил военный союз с соседними секванами.

Секваны! Племя Бриги, изгнанное со своих земель германцами!..

— Дивитиак просил меня устроить его выступление в Сенате. А я что? Я с удовольствием! Он ценный клиент для меня. Он получил возможность выступить перед Сенатом. Он даже свел знакомство с великим Цицероном! И Цицерон ему благоволил.

Дивитиак просил Сенат поддержать его, поскольку амбиции брата ведут племя к гибели. Его союз с секванами принесет одни беды, ведь среди секванов слишком сильно влияние германцев. Но Сенат не внял ему. Они посчитали претензии Думнорикса внутриплеменным делом, не затрагивавшим интересы Рима. Наверное, они были правы, — добавил купец. — Что там у вас в Лохматой Галлии происходит — нас не касается. Вы как сражались друг с другом, так и будете сражаться. Чего еще ждать от дикарей?

Торговец спохватился, что ляпнул лишнего, и неуклюже поспешил исправить свою оплошность.

— Я, конечно, не имею в виду таких деловых людей, как ты! — пряча глаза, проговорил он. В этот момент я заметил три знакомые фигуры, спешащие от виллы вниз по дороге. Сделав непроницаемое лицо, я холодно заметил:

— Пожалуй, я поищу кого-нибудь другого, кто мог бы обеспечить дикарей маслом. Даже если цены там будут повыше. — Я потряс своим полупустым кошельком перед носом торговца и ушел.

Вернувшись в лагерь, я долго объяснял Риксу, как дорого могут нам обойтись его удовольствия. Вряд ли он внимательно слушал. Уж очень мой душевный друг был падок на женщин. Впрочем, и они на него.

Пока Рикс прикидывал, к какой бы матроне ему подкатиться в следующий раз, я размышлял над полученной информацией. Теперь даже мне хватало сведений, чтобы предсказать недалекое будущее. Но следовало продолжать наблюдения.

Южная Галлия была богатой страной с мягким климатом и плодородной почвой. Римские дороги обеспечивали надежную связь между фермами, городами и портами, это создавало возможность для активного товарообмена. За относительно небольшие деньги можно было купить что угодно. Мы пробовали фрукты, сладости и рыбу, которых никогда не видели дома. Но хотя цены действительно были невысокими, платить приходилось за все, и платить римскими монетами.

Земля-то в Провинции была щедрой, но чем дальше мы шли, тем явственнее проступала вокруг неприкрытая нищета Нарбонской Галлии. Цветущие сады, красивые фонтаны, виллы богатых римлян, разбросанные по склонам холмов, как драгоценности, брошенные небрежной рукой, — их красота, равно как и поток товаров на дорогах, — все это создавалось и поддерживалось постоянным трудом людей, у которых самих ничего не было. Коренное население Провинции оставалось нищим.