Раиса Крапп - Пересекающий время. Книга вторая: Адоня, посвященный герметик.

* * *

Солнце пронизывало легкие, воздушные кроны и под ногами играли бегучие, неуловимые светотени; заросли звенели птичьими голосами и широко расступались, впуская человека в отрадную лесную прохладу. Потом незаметно исчезли из-под ног веселые солнечные пятна – кроны деревьев отяжелели, в них потухали лучи солнца. Потом стихли птичьи голоса – сумраку чащи птицы предпочитали веселый свет и ласковое тепло. Обволокла липкая духота – влажные испарения копились под плотным пологом, как под крышей оранжереи-парника. Барон Гондвик и не предполагал, что внутри лес будет таким. Часто встречались полурассыпавшиеся трухлявые пеньки, то и дело путь преграждали гниющие стволы, прикрытые сверху ковром густо переплетенной травы и мха, сквозь него тянулась вверх чахлая поросль. Лес заполонил какой-то кустарник. Ветки его, утыканные длинными колючими шипами, были жестки, как проволока. Похоже, что только этот проволочный кустарник и чувствовал себя здесь вольготно, – тишину леса нарушала одна только гулкая дробь дятла, он находил обильную пищу в полумертвых стволах, да изредка заполошная трескотня сороки оповещала округу о неловком госте. Скоро кустарник так заплел все подлесье, что между стволами не осталось свободного прохода, и Лиенте пришлось прорубаться сквозь него, продираться, цепляясь одеждой за шипы и оставляя на них клочья.

Яростное шипение заставило Лиенту отпрянуть назад – прямо перед его лицом с ветки свалилось и закачалось длинное, гибкое тело. Он почти машинально отмахнулся мечом, и перерубленная змея шмякнулась на прелые листья, извиваясь двумя половинками, скручиваясь в упругие кольца. Лиенту передернуло от омерзения. Теперь он стал внимательнее и скоро открыл еще одну малосимпатичную сторону леса – он кишел гадами. К счастью, высокие ботфорты были надежной защитой от них, но натянутые нервы заставляли Лиенту всякий раз вздрагивать, когда снизу внезапно неслось злобное шипение или длинный шелест. Теперь он напряженно всматривался в заросли, прежде, чем врубиться в них.

Когда впереди мелькнул просвет, у него вырвался вздох облегчения – наконец-то! Проломившись сквозь последние кусты, он оказался на долгожданной опушке и… остолбенел. Вместо ожидаемой деревни перед ним ровно стлалось болото.

Барон Гондвик смотрел и не верил своим глазам. Да и как было поверить, когда он твердо был уверен, что болота здесь нет. Он прекрасно знал свои земли. Были на их просторах и болота, но не здесь, а гораздо дальше к северу. Даже если он заплутал в лесу и вышел не в сторону деревни, все же этот лес никак не смыкался с болотом! Лиента растерянно оглянулся: вот лес, он через него прошел, снова посмотрел вперед – вот болото, которого не может быть…

Действительность странным образом начала напоминать ему иллюзорную реальность кошмаров. Но ведь сейчас он не спит! Лиента едва удержался от того, чтобы ущипнуть себя. Так скоро?..

Холодная ярость остудила голову. Как скоро ведьма принялась за свои забавы! Как это она про сон сказала? Мир действительности странной? Да уж, куда страннее! Он вдруг понял, что да, изменилась сама действительность, он совсем не в том лесу, который видел с холма – пойди он сейчас назад прежней дорогой, она не выведет его на солнечный склон. Лиента сжал рукоять меча – болото? пусть будет болото! Сегодня он чувствует в себе силу, он не спит, и нет в руках предательской, подлой, ватной слабости! Лиента вернулся в лес, вырубил хороший, прочный шест и ступил на ближнюю кочку – под ногами аппетитно чмокнула жижа.

Лиента стремился к темной зубчатой полосе, которую приметил впереди. Он прыгал с кочки на кочку, и во все стороны недовольно прыскали маленькие зеленые лягушки. Потом опора с коварной мягкостью стала уходить из-под ног, и ему теперь приходилось выверять каждый шаг. С нудным звоном вилось над Лиентой облако насекомых, то и дело вспучивались рядом пузыри болотного газа, с ревом вырывались из пучины болота. Несколько раз он по пояс проваливался в податливую жижу, и лишь чудом удавалось выдраться из врадчиво-уступчивой топи. Изредка, как подарок судьбы, попадались крохотные островки, и он падал ничком, собираясь с силами, лежал несколько минут.

Он прошел. Мокрый до нитки, грязный, потеряв в болоте шляпу, с дрожащими от напряжения ногами, упал на берег и долго не шевелился. Красное солнце висело низко, едва не касаясь синей кромки далекого леса. Лиента заставил себя подняться, с трудом стянул ботфорты, вылил мутную жижу, отцепил одинокую шпору и отбросил в густые заросли осота. Потом отыскал на краю болота оконце чистой воды между кочками и смыл с себя грязь. Постоял, глядя, как темная, блестящая дорожка на воде, где он только что прошел, медленно затягивается зеленой пленкой ряски, повернулся к болоту спиной и устало вошел в чахлое редколесье.

Тонкие темные стволы тянулись к солнцу, но были так слабы, что некоторые не выдерживали даже собственной тяжести, подламывались и оставались догнивать полу-упав, опершись на ненадежные кроны собратьев, обнаженные и черные, щетинились острыми сучьями. Они вызвали какие-то смутные ощущения у Лиенты и он, кажется, даже не очень удивился, когда снова оказался на краю болота. Чтобы слишком огорчиться у него уже не было сил, он только машинально отметил, что суша оказалась всего лишь островком в обширной топи. Он только остановился на минуту, чтобы окинуть взглядом широкое унылое пространство и наметить ориентиры.

* * *

Стрункой вытянулась Адоня, подняла голову в прозрачное небо, выкрашенное в тревожный зоревой цвет, и послала в него заклинание-молитву. И материализовалась в неустрашимое оружие сила ее ведовства, засияла золотым сиянием праведности и любви. Адоня стиснула в ладонях рукоять, золотым лучом рассекла пространство.

– Черный Эстебан, заклинаю! Путами упадет на тебя мое заклятие, лишит воли и силы! Моя власть над тобой и моя воля! Ты – илот-невольник, раб моей силы, я велю тебе прийти ко мне!

Адоня закрыла глаза, сосредотачиваясь в своем мысленном приказе, чувствуя противодействие черного мага, и сминая его… А когда открыла глаза – Эстебан стоял в нескольких шагах от нее, в глазах его не было ни чувства, ни мысли. Она была удивлена – не очень большие усилия потребовались, чтобы превратить его в послушную марионетку, Адоня ожидала борьбы, и эта неожиданная легкость несколько беспокоила, потому что была непонятна.

– Эстебан, я вызвала тебя для боя, а не для того, чтобы воспользоваться беззащитностью жертвы, следуя твоему методу палача. Я снимаю свое заклятие и возвращаю тебе тебя.

Он глубоко вздохнул, как будто проснулся. Ожили, сверкнули глаза, он укоризненно проговорил: