Picaro - Последний поход Морица фон Вернера

Фон Вернер посмотрел на рыцаря: тот не спешиваясь, с высоты своего роста, издалека наблюдал за происходящим. Черты тяжелого, каменного лица утратили всегдашнее выражение холодного спокойствия, и, к удивлению Морица, их исказила нетерпеливая гримаса. Похоже, вид золота не оставил равнодушным даже старого вояку. Что же тогда говорить о других? Стоявшего рядом с мессиром Ганса била нервная дрожь. Чуть не подпрыгивая на месте, он сжимал в руках аркебузу и по гусиному вытягивал шею, пытаясь рассмотреть появлявшиеся на свет божий предметы. Наконец, на плащ, звякнув, упала последняя вещь — серебряный кубок.

— Ну вот нам и повезло! — окинув восхищенным взглядом богатство у своих ног, Олень хлопнул ладонью по сутулой спине Курта с такой силой, что тот покачнулся, а в лучах солнца заиграли пылинки. — Пора приступать к дележке.

— Точно, — поддержал Виктор и обратился к рыцарю:

— Мессир, я предлагаю…

— Подожди, — оборвал его фон Цоберг. — Это точно все? Проверьте сумки.

— Нету больше, — Виктор с Оленем затрясли над плащом раскрытыми сумками, а Курт вывернул свой мешок наизнанку, показав, что внутри пусто. Убедившись, что у наемников ничего не осталось, рыцарь ткнул шпорами лошадиные бока, и вороной жеребец налетел на испуганно отшатнувшегося Курта. В следующее мгновение стальной боек клевца, зажатого в кулаке фон Цоберга, клюнул старика в темя. Олень с Виктором испуганно застыли.

— Бей их, Фриц! — не двигаясь с места, заорал Ганс и поднял аркебузу.

Отшвырнув в сторону сумку, младший брат Дуко выхватил тесак и попытался ткнуть им стоявшего рядом пикинера. Ловко отбив клинок рукой, Виктор отскочил в сторону. Сообразив, что происходит, Мориц поддался первому и единственно верному порыву: прильнув к лошадиной шее, ударом шпор послал коня с места в карьер. Прочь с поляны, к уходившей в лес тропе. Главное было побыстрее оказаться, как можно дальше, от начавшегося безумия.

За спиной громыхнуло и фон Вернер чуть не вылетел из седла: правое бедро юноши будто бичом ожгло! От удара, жгучей боли перехватило дыхание. Он закачался и, если бы не пальцы, намертво вцепившиеся в поводья, то слетел бы с коня. Скачка причиняла раненому невыносимую боль, но Мориц продолжал мчаться вперед, хотя совершенно не разбирал, куда едет. Хлынувшие слезы застили глаза, а сведенные болью пальцы продолжали сжимать поводья…

В какой-то момент, когда серый в яблоках жеребец перепрыгнул через поваленное дерево, фон Вернер потерял сознание от боли. Сколько времени стрелок находился в беспамятстве, он не понял. Очнувшись, обнаружил себя, лежащим на земле. Над головой в прозрачном летнем небе проплывали белоснежные облака, неподалеку бродил его конь, пощипывая травку. Раненое бедро занемело и, несмотря на жаркий день, Морицу было очень холодно. Когда он встал, то чуть не упал из-за кружившейся головы и предательски дрожащих коленей.

Осмотрев рану, он увидел, что аркебузная пуля прошла навылет, не задев кости. Кровотечение продолжалось, и фон Вернер, как мог, перевязал страшную, черную дыру куском материи, отрезанной от рубахи. Подвывая от боли, он поймал коня и, обессилев, долго стоял, прижавшись к его теплому колышущемуся боку, слушая, как екает внутри селезенка. Наконец, ему удалось, собравшись с духом, вскарабкаться в седло.

Оглядевшись по сторонам, Мориц понял, что совершенно не знает куда ему ехать. Пока он был без памяти, серый сбился с тропы и судя по всему, просто брел по лесу. Чувствуя, как от беспомощности, отчаяния перехватило горло, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, юноша взял направление на солнце. Ехать пришлось шагом, так как попытка перейти на рысь, привела к тому, что рана мучительно разболелась. Казалось, в бедро запихнули кусок раскаленного железа. Через несколько сотен шагов лес посветлел и, к своему удивлению, Мориц выехал на поляну, ту поляну, где сегодня утром они делили награбленное.

Остановив серого, фон Вернер смотрел на лежавшие вокруг плаща трупы товарищей. Тела вероломного рыцаря, безжалостно расправившегося со своими сообщниками, видно не было. Скорее всего, он вышел из схватки победителем. Преодолев желание убраться подальше от места кровавой схватки, привлеченный блеском серебра, Мориц подъехал к плащу. На некоторое время боль в ране уступила место любопытству и тревоге.

Не слазя с коня, молодой человек отыскал взглядом в траве тела всех убитых. И совершенно не удивился, обнаружив, что братья Дуко лежат с проломленными головами. Георг фон Цоберг остался верен себе и не пощадил переметнувшихся к нему стрелков. Морицу очень повезло, что поддавшись в первый момент панике, он удрал с поляны, куда глаза глядят. Теперь главное выбраться к человеческому жилью, отыскать лекаря…

Размышления фон Вернера прервал тот факт, наконец-то, дошедший до его сознания, что на плаще лежит довольно много серебра. Вся посуда и россыпь серебряных монет разного достоинства. По какой-то причине рыцарь пренебрег ими, забрал с собой золото и то, что по-ценнее. Чем была вызвана такая избирательность, Мориц понять не смог. Возможно убийцу кто-то спугнул. Времени ломать голову над поведением фон Цоберга не было: нужно поскорее убираться отсюда.

Глядя на серебро стрелок подумал, что у него нет денег. Несколько завалявшихся грошей можно было не принимать в расчет. Преодолевая боль, сцепив зубы, он слез на землю. Посуду брать не стал, сгреб в сумку только монеты. От движений рана разболелась с новой силой и, обливаясь холодным потом, Мориц вернулся в седло. Отыскав тропу, постанывая при каждом шаге, он затрусил по ней: фон Цоберг говорил, что лесная дорога ведет в окрестности монастыря святого Августа. Оставалось только надеяться, что пути стрелка и рыцаря больше никогда не пересекутся.

Холодные ловкие пальцы равнодушно причиняют боль, выталкивающую сознание из лихорадочного забытья в реальность. Пульсирующий огонь раны в тяжелом немеющем бедре. Спокойный равнодушный голос, уговаривающий потерпеть. Крепкие, сильные руки прижимают Морица к столу, когда он инстинктивно пытается уползти от хирурга. Размытые от слез, застилающих глаза, лица монахов, помогающих лекарю. В воспаленный рот раненого тычется глиняная кружка.

— Пей, пей, — уговаривает монах, — полегчает.

Молодой человек осторожно глотает густую, теплую, горькую жидкость. И в этот момент, как ему кажется, лекарь прижимает к ране раскаленный прут. Поперхнувшись, сотрясаясь всем телом, фон Вернер подпрыгивает на столе, изрыгая проклятия. Но монахи крепко держат его за руки, хирург спокойно продолжает делать свое дело, а в зубы опять тычется глиняный край кружки. Допив отвар, Мориц чувствует страшную усталость, быстро растекающуюся по всему телу. Словно живое существо, боль в ноге медленно, медленно отползает прочь, но полностью не проходит. Веки раненого тяжелеют, смыкаются и, опустив затылок на жесткие доски, он закрывает глаза. Прислушивается к приятному, похожему на сильное опьянение ощущению тепла, которое мягко окутывает грудь и голову.