Эрик де Би - Темноты

— Наверное, могла и спросить, леди Срезз! — крикнула девушка. — Ох, я бы тебе так прокомментировала, а затем бы оторвала голову, неугомонная шалава!

Она запустила «Менестрелем» через всю комнату.

Стало немного лучше.

Затем Арэйзра постаралась как-то отстраниться от обуревавшего девушку гнева.

Бездна затми её взор и вырви поганый язык, но эта «Атлас» была кое в чём права: в Гвардии нет места крикливым истеричкам, особенно в таком высоком звании, как валабрар.

Вся история — да и вообще ситуация — была довольно паршивой. Если ей выскажут и накажут за то, что Арэйзра бросила патрулирование, поставила под удар собственных людей, а помощница из-за неё угодила на лечение в храм Торма, — это, по крайней мере, Рэйз могла вынести с толикой достоинства. Осуждающие взоры остальной Стражи и Гвардии, разочарованный взгляд коммандера Джерти — вот что было гораздо хуже.

И в каком из Кругов Ада затерялся Кален? Он не явился на службу этим утром, а ведь девушке так хотелось уткнуться ему в плечо и…

Арэйзра ткнулась лицом в руки. Она не расплачется — она не могла. Слёзы для слабовольных женщин, а она должна быть сильной — для Таланны, если больше не для кого.

Не думай о Таланне, балансирующей на грани между жизнью и смертью в руках жрецов.

Вместо этого Арэйзра перевела взгляд на меч, лежавший на столе. Серебристое произведение искусства отвлекло её.

Добротный полуторный меч отличного качества, но обманчиво лёгкий и острый. Волшебный — Арэйзра помнила, каким яростным светом клинок горел в руках Тенеубийцы: свечение осталось даже после того, как воин ушёл. И сейчас, когда он просто лежал на столе, меч источал силу, которую можно было почувствовать при прикосновении. Но силу сбалансированную.

Меч не был ни добрым, ни злым, подумала Арэйзра, но хозяин мог использовать его с обеими целями.

Арэйзра присмотрелась к знаку, украшавшему чёрную рукоять: поднятая перчатка с нарисованным на её открытой ладони оком. Сперва девушка подумала, что это была перчатка Торма, но проведя в комнате записей некоторое время, она убедилась в обратном: это был символ давно мёртвой церкви Хельма, Бога Стражей.

Этот бог — по природе не добрый и не злой — погиб вместе с прошлым миром, подобно многим другим по всему Фаэруну. Как-то Арэйзра читала историю о его смерти от рук тогдашнего бога справедливости, Тира, который также погиб в прошлом столетии. Подобное едва ли могло иметь для неё смысл: зачем этим двум богам развязывать войну? И почему их обоих не стало?

Этот меч был тайной, реликвией древнего прошлого. Знак — в частности, глаз — словно криво разглядывал её, довольный собственными секретами.

Арэйзра подумала о перчатках на собственном нагруднике — пять, символ валабрара. Здесь же одна, символ доверенного. Но, заметила девушка, перчаток было две — по одной с каждой стороны рукояти — и, таким образом, это одновременно и символ бдительного. А Хельма прозвали Бдительным.

Арэйзра подумала о Калене, носящем две перчатки. Что-то такое было с кольцом у него на руке…

Но это попросту смешно — беря во внимание постоянно ухудшающуюся болезнь, Кален едва ли мог быстро ходить, не говоря уже о том, чтобы бегать. Да, он тренировался, насколько девушка знала, чтобы поддерживать тело в отменной форме, борясь таким образом с болезнью, но, конечно же, он был не в состоянии перегнать Таланну Тэнфезэр.

Из собственных мыслей женщину вывел громкий стук в дверь. Арэйзра потёрла щёки и с ужасом заметила, что всё-таки прослезилась.

— Войдите, — сказала она.

Дверь открылась, и в комнату грациозно вошёл Борс Джерти с серьёзным лицом. Поднявшись, Арэйзра почувствовала, как по спине пробежал холодок ужаса, а в горле появилась горечь.

— Таланна, — спросила Арэйзра. — Как…как она?

Борс сузил взгляд.

— Что ж, Рэйз… Я не знаю, как это тебе сказать…

Слёзы наполнили глаза Арэйзры, а губа задрожала.

— Она… — прошептал Борс, — будет в полном порядке.

Сердце девушки замерло на мгновение.

— Стоп…что?

— Лечение прошло хорошо, и она будет в порядке, — произнёс коммандер. — Немного рассержена, конечно, но в основном, она…ох! — Арэйзра залепила ему пощёчину. — Хех. Кажется, я это заслужил.

Арэйзра отвесила ему ещё одну пощёчину.

— Спали тебя боги! Зачем так говорить?

Борс мягко улыбнулся.

— Всё хорошо, Рэйз.

— Ты просто чудовищный болван! — девушка замахнулась ещё для одной пощёчины. — Поглоти тебя Бездна!

Борс поймал её за запястье, притянул к себе и обнял.

— Всё хорошо, — прошептал он.

Пребывая в ступоре, девушка обняла его в ответ и положила голову на грудь. Слёзы — радости и, вместе с тем, и злости — она скрывать не стала.

— Если ты когда-нибудь захочешь поговорить, девочка, — сказал Джерти. — Я рядом.

— Просто…давай постоим так ещё немного, — она посмотрела на него. — И не думай, что это что-нибудь значить. Со всем уважением, Вы, сэр, козёл, и никогда не увидите меня обнажённой.

Борс вздохнул.

— Как жаль.

И обнял её ещё сильнее.

Глава 15

Кален проснулся с ужасной головной болью, которая бывает только у тех, кто сумел урвать лишь несколько мгновений для отдыха вместо полноценного сна. Такое ощущение, что он не ложился вовсе. Нос был заложен, Кален закашлялся и чихнул.

Хуже всего, оцепенение овладело всем телом. Он позволил себе один испуганный вдох прежде, чем попытаться пошевелить бесчувственными руками. И всё же руки его послушались — Кален дотронулся до собственного лица.

— Хвала богам, — прошептал гвардеец.

В его комнате была Целлика с бурдюком воды в руках. Полурослица выглядела немного разочарованно — она убрала воду за спину.

— Ну вот! — произнесла Целлика. — Вовремя.

Кален застонал.

— Вставайте, сэр Лентяй, и съешьте хоть что-нибудь. Наша гостья с аппетитом уплетала жаркое всё утро, и если ты не поторопишься, от него ничего не останется, — Кален кое-как заставил себя сесть. Целлика взглянула ниже, а потом вновь, без тени смущения, в его глаза. — И надень их на себя, — полурослица указала на скомканные чёрные лосины, валяющиеся возле его кровати.

Кален осознал, что на нём ничего нет — перед сном он ничего, естественно, одевать не стал.

— Попытайся быть лапочкой перед нашей гостьей.

— Гостьей? — повторил Кален, натягивая лосины, но полурослица уже вышла.

Солнце уже было в зените, и его лучи просачивались сквозь занавешенное окно в комнате Калена. Глубокие тени залегли под его глазами— мужчина рассматривал своё отражение в зеркале. Худощавое тело, всё покрытое знакомыми шрамами, в полумраке было бледным. Щёки и подбородок из-за щетины казались серыми. По сути, он и чувствовал себя, и выглядел одинаково ужасно. Слишком стал себя загонять в последнее время, решил он.