Виктор Ночкин - Власть оружия
— Ничего не поменялось, все по-прежнему… Хороши девки харьковские… покуда молчат. А как рот разинут, никакой красоты не хочется.
Йоле бы и тут обидеться, но она смолчала, только пистолет вертела так и этак, примерялась, хороша вещица! Мажуга бросил:
— Спрячь игрушку! На будущее вот тебе правило: на человека ствол не наставляй, если не хочешь в него стрелять! Сейчас разговор будет, ты помалкивай, в спор не лезь, заноза, и мысли при себе держи.
— Так я ж молчала всю дорогу.
— То мне и удивительно. Но, чую, ненадолго твоего молчания хватит, запасец на исходе, так ты уж, сделай милость, держись.
Каратели стали лагерем у дороги, над кругом из самоходов высилась башня, прожекторы на ней глядели в разные стороны, в полосы света размеренно вплывали лопасти ветряка, и снова возносились к темному небу. Мажуга повел сендер медленней, вглядываясь в канавы, поросшие кустарником, которые тянулись вдоль дороги. Не зря глядел — из кустов показались двое карателей, один махнул рукой — узнал, стало быть. Йоля спрятала подарок в кобуру.
— Дядька Мажуга, патронов дашь?
— На месте дам. У этого пистолета магазин на пятнадцать зарядов, я уж прикинул, чтоб тебе нечасто перезаряжать. Как подумаю, что ты своими пальчиками магазин снаряжаешь, да потом его суешь в гнездо криво, да не попадаешь в спешке… Так, думаю, чтоб пореже совать пришлось.
— А что пальчики?
— Твоей ручкой только кошельки из чужих карманов таскать. Не для оружия эти пальчики. Эх, Йолька…
Тут они въехали в освещенный круг около лагеря, Мажуга вырулил между бронеходом и мотоциклеткой, ввел сендер в лагерное кольцо. Посередине жарко пылали костры, расхаживали каратели, позади башни, по другую сторону, кто-то горланил песню, отбивая такт по прикладу. Слышались смех и веселые крики. Для карателей нынче время веселое. Несколько человек обернулись, когда сендер подъехал к кострам, остальные продолжали веселье.
Из бронехода выбрались веселый Курчан и печальный Самоха — этому увальню поход был не в радость.
— Ну что, Мажуга, разузнал чего? — спросил пушкарский управленец.
— Узнал, да тебе в этой новости маловато счастья. Далеко Граф укрылся.
— Но ты узнал, где он?
— Узнал, конечно, и вещь при нем. Пока что. Покупатель уже нашелся, и вскоре с Графом встретится, ежели до сих пор не поспел. Арсенал, слыхали о таком местечке?
— В Донной пустыне… — протянул Самоха, — далеко.
— Ну, так поскоку мы вызнали, что требовалось, пора гнездо незаконных оружейников разносить! — сделал собственный вывод Курчан. Для него здесь имелась возможность отличиться, раздолбать конкурентов, стать героем-карателем. Таких в Харькове очень уважают! — Щас по ним вдарим! Слышь, Мажуга, далеко до тудова?
— Погоди маленько, еще не время выступать, — осадил парня Игнаш. — Чуток позже надо бы, чтоб под рассвет подгадать, самое сонное время. Уговор-то помнишь?
— Какой уговор?
— Живым оттуда никто не должен уйти.
На лице Курчана возникла глуповатая ухмылка:
— Уж чего-чего, а это мы — в лучшем виде! Со всем нашим удовольствием!
Не слушая уговоров выступить попозже, кудрявый пушкарь умчался раздавать распоряжения. Тут же у костров загомонили, песня смолкла, зато раздались радостные возгласы: бой — это значит, добыча, веселуха! Среди костров заметались длинные тени, каратели побежали готовить оружие и машины к выступлению.
Игнаш привалился к горячему пропыленному капоту сендера и принялся сворачивать самокрутку. Йоля следила за ним из кабины и помалкивала, она уже заметила: если дядька закуривает, значит что-то вертит в голове, и не нужно к нему лезть. Самоха топтался рядом. Вроде, хотел что-то спросить, да не решался. Игнаш пыхтел самокруткой, вспыхивал красный огонек, вокруг шумели, сворачивая лагерь, бойцы, а Йоля вдруг отчетливо осознала, что прежняя жизнь миновала, канула, и больше не вернется. Нет больше уличной воровки, грязной и нахальной, есть девица, на которую все встречные озираются, и глядят, как на диковину какую. Тем временем Самоха наконец решился:
— Игнаш, послушай, чего скажу.
— Чего?
— Ты со мной до Корабля съезди.
— Нет резона.
— Деньги, вот тебе резон.
— Самоха, я уже срубил прилично, с Асташкой уладил, мне боле не надо. И между прочим я потратился, чтобы насчет Графа вызнать. Четыре процента посредникам, цех пушкарей мне вернет. Цена товару — полтысячи золотом и две тысячи серебром, сосчитаешь, проценты.
— А ты что, неужто не хочешь на ракетную установку поглядеть, не увидеть, из-за чего столько шума? Я ж тебя знаю, ты — человек! Ты ж не угас пока.
— И что?
— Ты такое увидишь, чего никогда не видывал. Я покажу тебе, как эта вещь работает. Это не оружие, Игнаш, это…
— Песня? — подсказал Ржавый. — Ты мне уже говорил.
— Это песня, которую раз в жизни спеть можно, понимаешь? — в голосе оружейника что- странное прорезалось, невероятное для толстого выпивохи, торгующего смертью. Даже Мажугу проняло, когда пушкарь это высказал. — Прикинь, Игнаш, если не теперь, ты никогда в жизни не увидишь, никогда! Чего бы ты ни достиг, как бы высоко ни поднялся, а этой песни тебе боле не слыхать! Вот для чего ты живешь, Игнаш?
Мажуга бросил окурок под ноги, затоптал.
— У меня есть цель в жизни, и она осталась дома.
— Видел я твои цели, Игнаш. Ничего-то ты не знаешь… даже жалко мне тебя. Да что я говорю с тобой о песнях, разве ты пел когда? Эх…
Самохе не хватило слов, чтобы объяснить свои непростые мысли, и он удрученно махнул рукой. Подошел Курчан — этот тоже разве что не пел на ходу, шел, подпрыгивал, даже светился изнутри, таким счастливым был.
— Сейчас выступать будем! Расскажи, Мажуга, как это место выглядит, что там? Какая оборона, сколько человек?
— Бараки из старого бетона, вот так друг к дружке пристроены, — Игнаш показал руками, какую форму имеет постройка, — окон мало, и те кирпичом заложены, ворота плевые, а ограды вокруг считай, что нет, «колючка» натянута, это от мутафагов, разве что. Любой самоход проломит, не заметив. Вот с бараками придется повозиться. Народу с полсотни, не меньше — это те, что на виду. Ну а сколько в подземном цеху трудятся, сам прикинь. Вам, оружейникам, лучше знать, как производство налажено, какая обслуга нужна.
— А что клепают?
— Видел дробовики, пистолеты простенькие — те вроде местные. Но что на месте точат, а что привозное, под сборку, — Игнаш развел руками, — тут без понятия.
— Десятка два, а то и больше, считая водителей, и кто на подхвате, — подсчитал Самоха. — Полтора десятка, это уж точно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});