Денис Субботин - Огненный дождь

-Решайся, сотник!

-Кулеш сгорит, вояки! – сплюнув под ноги побратиму, сердито сказал Ярослав. – Снидайте идите! В бой с изголодавшимися не пойду!

-Злее будем! – настойчиво сказал Богдан. – Ты же видишь, все готовы хоть прямо сейчас в сёдла! Решайся, сотник!

-Кони устали… - предпринял последнюю попытку Ярослав. – Да, Чернобог с вами! В седло!

…Сотня оказалась готова к походу за четверть часа – время даже для его дружинников небывалое. Кулеш без жалости вывалили в траву – жирный, с курятиной и салом, густой… Сами обошлись сухарями и малым количеством пресного мёда[49]. Тут же и тронулись вперёд. У деревни их встретил готовый к выступлению Ромуальд, пристроился на полкорпуса позади Ярослава – злого, насупленного, неразговорчивого. Женщины провожали воинов радостными криками, кто-то плакал…

-Только платы нам с вас не надо! Ни золотом, ни бабами! – глухо сказал Ярослав. – Кто заикнётся, того – лично срублю!

-Я понял! – поспешно ответил обрадованный проводник. – Но и ты не мешай, если кто с бабой позабавится… Мужиков всё одно не осталось, а дети – наше будущее!

-Не буду! – после короткой паузы пообещал Ярослав…

7.Ярослав и Ромуальд. Рыжие Камни. Вечер 23 дня месяца Серпеня.

Рыжие Камни не зря были прозваны так. На Полночь от них – почти до самой околицы Торонтона – из земли выглядывают огромные валуны, покрытые рыжим мхом. Неплодородна тут земля, что ни делай. И нет той силы, что могла бы выворотить эти валуны из земли – уж и маги пытались. Деревня большая, богатая – пять десятков дворов, триста человек жителей, из которых мужчин – не меньше ста. Как и Торонтон… когда-то. Только если в Торонтоне живут фрехольдеры[50], то в Рыжих Камнях – вилланы[51]. Разница – велика. В Торонтоне обитали в основном заслуженные ветераны легионов и корунел, свободные от уплаты налогов и, на три поколения, от воинской повинности. Вилланы обязаны были и тем, и другим. Фрехольдеры в тяжёлые годы получали помощь от императора, вилланы голодали и побирались, влезали в кабалу, становились серванами[52]… Потому появление базиликанских вербовщиков, соривших столь необходимым перед голодной зимой золотом, здесь восприняли с радостью, а в центурию записалось три четверти здоровых мужчин. А больных здесь и не бывало от роду… С такой же радостью пошли грабить соседей, с которыми доселе и дружили, и ссорились… жили как соседи. Начав же, уже не могли остановиться, бросились убивать, насиловали жён и дочерей тех, с кем недавно пили… Зато в многих домах появилась богатая утварь, в хлевах блеяло и мычало, мекало и квохтало новое, жирное и плодовитое поголовье, а фохт Вид и старики обсуждали как дело решённое, кому и где в следующем году сеяться на землях торонтонцев. За верную службу проводниками, август Филипп, император базиликанцев, именным указом пожаловал Рыжим Камням земли фрехольдеров. После этого утихли даже голоса тех, кто допрежь был против и не одобрял зверств односельчан в соседней деревне. Казалось, всё уже ясно. Базиликанцы твёрдой ногой стояли по всему Фронтиру, редкие и малочисленные отряды партизан либо вымерзнут к весне, либо будут перебиты силой оружия… Измена императору вряд ли будет наказана. Оружие, доброе торингское оружие и малая толика доспехов, выданные на центурию от щедрот базиликанцев, свалили в сарае у фохта. Пусть валяется, бесполезное, до весны. Тогда – продадут, обменяют на коней и зерно, на овощи… можно и серванов общинных прикупить! Теперь-то, когда разбогатели… Расплата, меж тем, приближалась – в лице сотни всадников в тяжёлых доспехах. А предупредить о ней было некому – полдюжины девок – соплячек, самой старшей из которых вряд ли минуло четырнадцать вёсен, перебили сулицами, пока ещё плескалась ярость в душах. И, вымахав на небольшой, пологий холм, оказались прямо над деревней. По прямой – перестрела два-три, не больше…

-Как? – коротко спросил Яросвет, из-под ладони вглядываясь в не подозревающий пока ни о чём, снующий по улице по своим делам народ.

-Изгоном! – так же коротко ответил Ярослав. И то верно – не звери всё ж… Кому удастся через открытый конец выскочить, пусть радуются жизни. Остальным – смерть!

-Не щадить! – заорал Ярослав, вновь добывая из поясных колец секиру. – Месть!

-Месть! – этим вечером боевой клич сотни сменился…

Ударили лихо, на намёте, широкой лавой пройдя по полям и вычесав оттуда тех, кто под последними, холодеющими лучами заходящего Коло ковырялся на своих полосках земли. К деревне бегущих было уже около тридцати – мужики, подростки, женщины. Их били стрелами в спины, метали сулицы. Били пока всех – ярость была велика, а ожидание, пока колебался сотник, лишь разожгло её огонь в душах. Это потом – когда остынут и месть утолит свою жажду крови, начнут выбирать и беречь женщин, щадить детишек… Пока до этого было далеко. Зато первое сопротивление, пока – редкие стрелы из-за окраинных плетней, уже началось.

-Яросвет! – рявкнул Ярослав, когда стрела просвистела от него совсем близко – в паре локтей. – Ты и Добран – выметите их! Травень, Жаро… Ах да… Два десятка поведёшь налево. Бери жарооковых кметей! Остальные – за мной!

Дальше, впрочем, хоть бой и случился, славы в нём не было. Лишь – горькая месть… Мужчин в селе почему-то оказалось немного, да и те сопротивлялись хоть и яростно – неумело. Часть легла ещё на околице, пешим строем пытаясь преградить дорогу коннице. Других выбили стрелами и сулицами уже вдогон. Третьих… А третьих и не было. Напоследок – в награду – осталось беззащитное село и столь же беззащитные женщины и дети в нём. Многие воины, не видя в этом ничего плохого, воспользовались этой беззащитностью сполна. Наверное, так же кричали женщины в Торонтоне, когда их насиловали, также плакали дети, цепляясь за материнский подол, когда их отрывали, в горячке отшвыривали безжалостно… Многие так и погибли…

Ромуальд седло не покидал, ехал через всё село с каменным лицом и посохом – вновь окровавленным – поперёк холки положенным. Мимо него протащили кричащую, уже в разодранной лопоти женщину – он оставался холоден. Метким броском пришпилили к стене отрока – даже бровью не повёл… Остановился лишь у одного дома – не слишком богатого, но красиво изукрашенного резьбой, с изящным коньком на крыше и свеже построенным овином на задворках. Во дворе и в доме уже хозяйничали воины, один из них тащил за волосы, веселясь и огрызаясь на плоские шутки товарищей, молодую и спелую девку в разодранной рубахе. В прореху маняще вываливались острые девичьи груди…

Увидев Ромуальда, девка взвизгнула и рванулась волос не щадя. Закричала сначала не разборчиво, потом…

-…Ромуальд! Дядя Ромуальд! Спаси! Спаси меня, молю!