Тим Хэй - Оставленные

– Вы должны сказать мне совершенно точно, кто вы такой и каковы ваши отношения с мистером Бертоном, прежде чем я смогу сообщить вам о его состоянии, – сказал Нигель Леонард, – я также обязан сообщить вам, что наш разговор будет записан на пленку. Запись уже началась.

– Простите?

– Я записываю наш разговор, сэр. Если вы этого не хотите, вы можете разъединиться.

– Я последую вашему примеру.

– Что это значит? Вы что же не понимаете, что такое

запись?

– Я это прекрасно понимаю, и включаю свой магнитофон для записи, если вы не возражаете.

– Конечно же, я возражаю, мистер Уильяме. Почему, черт побери, вы. будете делать запись?

– А почему вы?

– Мы здесь находимся в очень сложной ситуации и поэтому должны принять во внимание все нити.

– Что за ситуация? Разве Дирк исчез?

– Боюсь, все это не очень чисто.

– Расскажите!

– Сначала расскажите, почему вас это интересует.

– Мы с ним старые друзшя, однокашники по университету.

– Где?

– В Принстоне.

– Хорошо. Когда? Бак сказал.

– Когда вы последний раз разговаривали с ним?

– Я не помню. Обычно мы пользовались электронной почтой.

– Ваша профессия? Бак помялся.

– Ведущий обозреватель, "Глобал уикли", Нью-Йорк.

– Ваш интерес связан с вашей работой журналиста?

– Я не исключаю этого, – сказал Бак, стараясь не показывать накипающего раздражения, – но я думаю, что мой друг, как бы он ни был значим лично для меня, представлял интерес для моих читателей.

– Мистер Уильяме, – осторожно сказал Нигель, – позвольте мне вполне определенно заявить, имея в виду нашу взаимную запись, что то, что я собираюсь вам сказать, строго конфиденциально. Вы понимаете меня?

– Я…

– Я заявляю вам: все что будет сказано, не подлежит оглашению в вашей стране и Британском содружестве. – Принимаю!

– Простите?

– Вы слышали меня. Я согласен. Это не для записи. Так где же Дирк?

– Тело мистера Бертона было обнаружено сегодня утром в его квартире с пулей в голове. Выражаю вам соболезнования как другу. Установлено самоубийство.

– Кем?

– Властями.

– Какими властями?

– Сотрудниками Скотланд-Ярда и органов безопасности Лондонской биржи.

"Скотланд-Ярд? – подумал Бак. – Надо в этом разобраться".

– А при чем здесь биржа?

– Мы не раскрываем нашу информацию и наших сотрудников, сэр.

– Самоубийство исключено, вы ведь знаете, – сказал Бак.

– Я?

– Если вы следили за ним, вы должны это знать.

– После того, как начались исчезновения, у нас волна самоубийств, сэр.

Бак покачал головой, как будто Нигель мог видеть его через Атлантический океан:

– Дирк не убивал себя, и вы это знаете.

– Сэр, я уважаю ваши чувства, но о том, что происходило в голове мистера Бертона, мне известно не больше,

чем вам. Я был расположен к нему, но у меня нет оснований сомневаться в заключении медицинской экспертизы.

Бак резко бросил телефонную трубку и пошел в кабинет Стива Планка. Он рассказал ему о том, что услышал.

– Это ужасно, – сказал Стив.

– Я знаю человека из Скотланд-Ярда, который был знаком с Дирком, но разговаривать с ним по телефону рискованно. Могу я попросить Мардж заказать мне билет на ближайший рейс в Лондон? Я сумею вернуться к началу всех этих конференций, но мне необходимо быть там.

– Если найдется рейс. Я не знаю, отрылся ли аэропорт имени Кеннеди.

– А как насчет "Ла-Гардиа"?

– Спроси Мардж. Ты знаешь, что Карпатиу будет здесь уже завтра?

– Ты же сам сказал, что это мелочь. Возможно, он еще будет здесь, когда я вернусь.

Рейфорд Стил не мог уговорить свою скорбящую дочь выйти из дому. Хлоя часами просиживала в маленькой комнате брата или в спальне родителей, собирая личные впечатления, чтобы добавить их к воспоминаниям отца. Рейфорду было очень больно за нее. В глубине души он надеялся, что она станет для него поддержкой.

Теперь он знал, что это произойдет не так скоро. Ей нужно было время, чтобы пережить свою утрату. Однажды она объявила, что готова к разговору. После этого она предалась воспоминаниям и предавалась им до тех пор, пока Рейфорду не стало невмоготу, так что он уже не знал, выдержит ли его сердце. Тогда она сменила тему и перешла к рассуждениям о феномене исчезновения как таковом.

– Папочка, в Калифорнии всерьез принимают теорию космического вторжения.

– Ты шутишь?

– Нет. Просто ты всегда скептически относился к таблоидам, а я нет. Я думаю, это как-то связано со сверхъестественными явлениями, чем-то внеземным, но…

– Что?

– Мне кажется, что если какие-то внешние силы способны проделывать все это, они в состоянии и общаться с нами. Не захотят ли они установить здесь свою власть, или потребовать от нас какой-то выкуп, или заставить что-то делать для них?

– Кто? Марсиане?

– Папочка, я не говорю, что верю в это. Скорее, я не верю. Но разве в этих рассуждениях нет смысла?

– Не убеждай меня. Признаю, что я мог бы посчитать что-то в этом роде возможным еще неделю назад, но сейчас у меня совсем другая логика.

Рейфорд надеялся, что Хлоя станет расспрашивать о его теории. Он не хотел начинать прямо с религии. Она

уже давно была настроена антагонистично к ней. Хлоя перестала ходить в церковь в университете, когда и он, и Айрин отказались спорить с ней об этом. Их старшая дочь была хорошим ребенком, с ней никогда не было неприятностей. У нее были достаточно хорошие оценки, чтобы получать стипендию. Хотя она иногда приходила домой довольно поздно, а в университете как раз пережила период юношеского негативизма, им ни разу не пришлось брать ее на поруки, и ничто не говорило о том, что она увлекается наркотиками. С этим он бы не примирился.

Рейфорд и Айрин знали, что несколько раз Хлоя возвращалась со студенческих вечеринок в подпитии, так что ночью ее тошнило, но на первый раз он и Айрин решили сделать вид, будто ничего не случилось. Они надеялись, что она достаточно благоразумна, чтобы этого не повторилось. Но когда это повторилось, Рейфорд поговорил с ней.

– Я знаю, я знаю, я знаю. Ладно, папа? Не начинай, пожалуйста.

– Я не ругаю тебя, просто хочу быть уверен, что ты не будешь водить машину пьяной.

– Конечно, не буду.

– Ведь ты знаешь, как бессмысленно и опасно пить слишком много.

– Я надеялась, что ты перестанешь ругать меня.

– Так скажи мне, что ты это знаешь.

– Мне казалось, что я уже сказала это.

Он только покачал головой и больше ничего не сказал.

– Папочка, не считай меня пропащей. Ну продолжай! Поливай меня еще! Проявляй заботу!

– Не насмешничай надо мной, – сказал он, – когда-нибудь у тебя будет свой ребенок, и ты не будешь знать, что ему сказать, что сделать. Когда любишь кого-то всем сердцем, заботишься о нем…