Елена Федина - Наследник

Лицо его как-то напряженно вытянулось, черные глаза вспыхнули тем демоническим светом, что когда-то парализовал меня и намертво приковал к креслу, я только изумился его внутренней силе, но я его не боялся. Голова пошла кругом как от бочонка симурского.

— Я не лгу, — усмехнулся Альфин, — я правда люблю вас и даже не считаю нужным это скрывать… вы получите всё, что хотите, всё, что я могу дать вам, если только…

— Что только?

Он отвернулся, потом посмотрел на меня с вызовом.

— Если вас не смущает, что я женщина.

Лучше бы на меня свалился потолок. Всё рухнуло. Еще горели передо мной его демонические глаза и дрожали полураскрытые розовые губы, но то были последние доли секунды. Мой Альфин исчез, растворился, рассыпался в пыль. Он превратился в женщину, и это было как раз то, чего я никак не мог вынести! Ни к одной женщине я не смог бы прикоснуться, не ощутив могильного холода и не вспомнив свои жалкие попытки изобразить страсть и удовольствие.

И уж тем более я не мог вынести такого наглого обмана, такого непревзойденного розыгрыша, такой долгой и изящной лжи! Я ощущал себя персонажем трагедии, я жил на пределе своих сил и эмоций, а меня неожиданно втолкнули в комедию, в глупый и пошлый водевиль.

Сначала я оттолкнул его, точнее ее, а потом только стал что-то понимать. Женщина. Конечно, женщина! Ни для одного юноши немыслимо такое прекрасное тонкое лицо, такой нежный обволакивающий голос и такая очаровательная наглость! Избалованная и беспечная маленькая лгунья, которая водит за нос одураченных мужчин и насмехается над ними! Как пошло. И как смешно.

— Как пошло, — повторил я вслух, — и как смешно.

Она стояла теперь далеко, не решаясь приблизиться ко мне, полагаю, что вид у меня был ужасный, более сильного разочарования я не мог бы представить в эту минуту, и оно было написано у меня на лице как на документе.

— Вы сами заставили меня признаться, — сказала она дерзко, — что еще мне оставалось?

У меня было ощущение, что в спальне кто-то посторонний, кто-то, кто был мне незнаком и неприятен. Говорить мне с ним было не о чем.

— Повеситься, — буркнул я и повернулся к выходу.

— Наследник! — крикнула она мне вслед звонким дрожащим голосом, так похожем на голос дерзкого мальчишки, — а где же луна с неба?

— Что?

Я обернулся, я думал, что сейчас растопчу ее как слон букашку… но это был всё тот же Альфин, в той же одежде, с той же беспечной улыбкой, и он был прекрасен, кто бы он ни был.

— Послушай меня, маленькая дрянь, — сказал я сухо, — ты меня выставила полным идиотом, и не меня одного, как я понимаю. Я тебя, конечно, не трону. Но не смей даже думать, что когда-нибудь я это тебе прощу.

— Может, вы хотя бы выслушаете меня? — усмехнулась она.

— Нет, — я покачал головой, — мне не интересно. Мне противно. И постарайся мне на глаза лишний раз не попадаться.

Проходя по залам, я заметил, что дворец готовится к пиру. На радостях, что обрел настоящего наследника, король решил доставить своим подданным удовольствие. Я только представил, какими глазами на меня будут смотреть те, кто хоть о чем-то догадывается, и криво усмехнулся. Даже Сетвин решил, что я помешался, остальные подумают, что я убийца и некрофил. А какое, собственно, мне до них дело? Сетвин пьет со мной по-прежнему, Мезиа мне поверил, герцог Навский давно подозревает, что я чудовище, но его это не смущает, лишь бы я его не трогал. Эска безумна, а Альфина просто не существует!

До вечера я закрылся у себя и велел телохранителям никого ко мне не пускать, кроме короля. Усилием воли я заставил себя отвлечься от всех своих эмоций и сосредоточился только на воспоминаниях. Если эта Смерть в кресле мне не приснилась, то я должен понять, кто же я на самом деле, и что от меня требовалось? Ведь что-то от меня нужно было тому, кто правит этим миром, Бог он там и вселенский разум…

Я орудие, мне слишком много дано: абсолютное здоровье, сила, память, выносливость, удивительная живучесть, красота и та самая порядочность, которая мешает мне жить. Я не могу убивать, я не могу обманывать и обсчитывать, какая-то сила мешает преследовать свою собственную выгоду и пуститься во все тяжкие… Впрочем, обо всем этом надо говорить уже в прошедшем времени, так было задумано, так и было, пока я не попал во дворец.

Я изменился. Я зол, я груб, я пью и не знаю меры, я насилую женщин и пристаю к мальчишкам, я изменяю своей больной жене, я вступаю в заговор против короля, я жажду власти и мщения, я чуть ли не некрофил, и я готов убить кого угодно.

Сумерки спустились быстро, тоскливо запел рожок во флигеле, я вышел на балкон, погружаясь в весеннюю прохладу как в очистительный источник, в синем вечернем небе ярко горела одинокая Венера, заблудшая в созвездие Весов. Одинокая, яркая и непогрешимая.

«Горит. Одна. Как будто ненароком,

Как будто не прекрасна и чиста,

Как будто безымянная звезда

И никогда не будет мне упреком», — вспомнил я и понял, что случайностей не бывает. Во всяком случае, тогда, когда вступаешь в роковую колею.

— Ты не замерзнешь?

Король стоял в дверях, зябко ежась и глядя на меня с нежностью и заботой.

— Что мне станется! — усмехнулся я.

— Пойдем, — сказал он торжественно.

Я глотнул напоследок морозного воздуха и отправился вслед за ним. Мы прошли в его покои. Я сбился со счета дверей, пока мы оказались в небольшой полупустой комнатке, обитой светло-зеленым шелком. Дверь была массивная и запиралась изнутри на мощную щеколду. Перед столом стояло кресло. На столе — большое прямоугольное зеркало и больше ничего.

Король сел в кресло, я встал у него за спиной.

— Теперь думай, — приказал он, — думай о той, которую хочешь.

Таких не было в природе. Да мне и не хотелось самому выбирать жертву.

— Лучше вы сами, — сказал я.

— Хорошо. Смотри внимательно.

Постепенно в зеркале появилось не знакомое мне приятное лицо белокурой девушки, сначала оно было расплывчато, потом обрело четкость. Жуткая тишина была в комнате, и мне показалось, что даже воздух стал твердым, так я окаменел от напряжения.

— Надо очень хорошо представить, — комментировал король, — видишь как?

— Вижу, — пробормотал я.

— А теперь самое трудное.

Он дотронулся до стекла пальцем. Изображение исчезло, зато появилось нечто, заставившее меня вздрогнуть. Я едва удержался, чтоб не вскрикнуть.

Передо мной была моя радужная пластинка. Только многократно увеличенная и переливающаяся всеми немыслимыми цветами. Это было безумно красиво, непостижимо и зловеще.