Жанна Пояркова - Дети Лезвия

— Я могу быть полезен? — Эд подошел, осторожно поклонившись, и я кивнула, повернувшись спиной и позволив ему достать те стальные шипы, до которых было не дотянуться мне.

Его пальцы осторожно находили ядовитые орудия, и вскоре во мне не осталось чужой стали.

Скинув разодранную рубашку, я осталась в темном белье, не желая обременять себя лохмотьями. Дети Лезвия легко переносят и холод, и жару, наше тело приспосабливается, и перемена погоды не доставляет неудобств. Рик повернулся, и теперь смотрел на мои шрамы, обвивающие руки белыми змеями, на черные крылья на лопатках и ноги, которые сочились кровью.

— Ра… — начал он, но потом замолчал.

Эд отошел прочь, а я слушала, что происходил вокруг, не замечая пока ничего подозрительного.

— Здесь рядом есть дом, — позвала Кристия. — Думаю, нам стоит некоторое время переждать там. Очередная изба Чарующих, чтобы не потеть при переходе домой, — презрение открыто читалось в голосе.

Я кивнула, принимая предложение, и через некоторое время шум Ох'анны остался за стенами очередного трактира, только в этот раз пустующего. Просто перевалочный пункт, в котором было все, что нужно, для отдыха и даже некоторого рода развлечений, так любимых Чарующими.

— Тебе нужно перевязать раны, — Рик подошел ко мне. — И не пытайся отправить меня к Дэру, я все равно туда не собираюсь.

— Упрямый человек, — усмехнулась я. — У меня есть дела.

Он был довольно высок, от него пахло мокрой одеждой и человеческим потом. Заляпанная грязью одежда меня раздражала — корка уже начала подсыхать.

— Кристия, Триэр, Эд, — проговорила я, встретившись с каждым одобрительным взглядом. — Наша битва была хороша.

Они кивнули, не скрывая удовольствия от похвалы. Я приказала даройо находиться настороже и отправилась искать подходящее для отдыха места, зная, что Кристия, Триэр и Эд сами распределят время стражи.

— Человек останется с тобой? — спросил взъерошенный Эд, хрустя костяшками пальцев.

— Да, — сухо ответила я, и он сверкнул глазами, начиная раздеваться.

Мне не было нужды разбираться в его мыслях — они лежали на поверхности. Я хмыкнула, но время для нахального юнца еще не наступило.

— Ра, здесь есть бальзам, — заговорил Рик, низко и даже властно, увидев среди прочего барахла и разных снадобий какой-то пузырек. — Ты вся изрезана, я на это не могу просто так смотреть. Тебе ведь больно? Или вы не чувствуете боль?

— Сними эти лохмотья, — не выдержала я, открывая дверь в очередную комнату и приходя к выводу, что лучше остаться здесь, свалив роскошные покрывала в углу, чем бродить по коридору, находя одно и то же.

— Совсем? — переспросил он, развеселившись, а я в это время сбрасывала с постели перину и прочую дрянь.

Мешочки с инструментами Тейза и лэром я положила рядом с собой.

— Нет. Видеть твои мужские достоинства я не хочу, — ответила я, стаскивая сапоги и с облегчением вытягиваясь на кровати. — Мы чувствуем боль. Но она не может помешать двигаться к цели.

Он сел рядом и протянул мне пузырек. Я приподнялась, встречая его взгляд, и снова вспомнила песню Ки-рра-дис. Вряд ли кто-то мог подумать, что когда-нибудь я буду глядеть на человека, от которого пахло подсыхающей грязью и потом, и чувствовать себя на своем месте. Ноги действительно выглядели ужасно, но меня это не беспокоило — главное, чтобы они быстрее заживали. Рик осматривал шрамы, оставшиеся после Обучения, и думал о чем-то, что я не могла понять; похоже, он переживал часть тех мук, что когда-то чувствовала я. Люди называют это состраданием.

— Кто оставил на тебе эти следы? — поинтересовался он, поднимая лохматую бровь.

— Отец.

— Отец? — изумился мужчина, встал и начал стаскивать грязную одежду. — За что?

— Это наш обычай. Тебе не понять, — я мотнула головой, смазывая ноги, и поежилась — раны немилосердно щипало. — Это словно знак, что я стала взрослой. Настоящим воином.

— Вы демоны, все у вас не так, как должно быть, — искривился он.

— Ты глуп и пытаешься мерить Детей Лезвия своими куцыми мерками. Мой отец — лучший из лучших, — рассердилась я. — И не тебе говорить о нем.

Рик остался в набедренной повязке и решал, что делать дальше, ничуть не смущаясь. У него были красивые ноги, ровные и мускулистые, достойные любого даройо. Остальное нравилось мне меньше. Потом он сел на единственную в комнате кровать, где сидела и я, и задумался, глядя на сваленные в угол перину и одеяло…

— А почему ты выбросила все это? Я так полагаю, приготовила для меня, — он встал и направился к надушенным простыням, но я не могла смотреть, как один из моих спутников валяется в испачканных похотливыми оргиями Чарующих покрывалах.

— Нет, — грубо остановила его я. — Эти вещи прокляты.

— Я покроюсь от них волдырями и умру? — опасливо полюбопытствовал бродяга, сложив руки на груди.

— Вполне возможно, — хмыкнула я, повернувшись к нему спиной.

Его пальцы коснулись кожи, и я удивилась, как нежно он может проводить некрасивыми ладонями по спине, втирая мазь. Человек вызывал доверие — безграничное доверие, которое согревало и отличалось от ликования после убийства и связи со Смертью. С ним хотелось разговаривать, хотелось купаться в изменчивых глазах, смотреть, как он улыбается. Бродяга обладал каким-то странным обаянием, перепады его настроения то подталкивали ударить его, а то усиливали желание защитить. Я поймала себя на мысли, что мне нравится исполнять новый долг, что мне нравится мой новый статус и доставляет удовольствие общаться с ним, как с равным, в то время как другие даройо отвергали людей, считая их никем, куклами для тренировок, рабами.

— Ты пахнешь костром… — внезапно сказал он. — И на твоей спине знак демона.

— Да, — согласилась я. — Я пахну костром.

— Я тебе кое-чего не сказал, — признался он, откладывая пузырек. — Я знаю, кто может прочитать записку, которую ты мне показывала. Это Мэррит, старик-бродяга. Он верит в разные пророчества и скитается по всему миру, пытаясь успеть туда, где нужны его знания.

Я перевернулась на другой бок и закрыла глаза, прислушиваясь к телу, стараясь залечить раны, направляя жизненные токи. Нахальный бродяга ухмыльнулся и тихо лег рядом, посетовав на то, что нет одеяла.

— Не бойся, я не стану приставать к тебе, Ра. Я не самоубийца. Хотя ты очень привлекательная женщина, тебе говорили?

Я усмехнулась, представив, что я сделала бы с ним, если бы он все-таки посмел, а потом свернулась клубочком на голой кровати и лежала, чувствуя спиной, как он дышит.

Трагедия любого живого существа, сколь бы совершенно оно ни было и как бы далеко ни продвинулось по своему Пути, заключается в том, что оно всегда ищет что-то похожее на себя, чтобы суметь достигнуть гармонии не с помощью исполнения долга, а с помощью слияния энергий. Это называют дружбой, любовью, братством, и Дети Лезвия не лишены таких понятий, но все в нашей жизни подчинено долгу и беспрестанному движению вперед во имя Серой Леди, поэтому проявления такой симпатии редки, опасны и недолговечны.