Дэниел Абрахам - Тень среди лета

— Конечно-конечно, бабушка!

— Вот и славно. Что ж, как будто мы все обсудили?

Лиат досадливо шлепнула Мадж по запястью. Та отдернула бледные руки, лопоча что-то на своем текучем наречии. Лиат перенесла вес на левую ногу. Портной рядом с ней промолчал, хотя почти улыбался, когда подносил шнур с узелками к голому бедру островитянки.

— Скажите ей, что если она не перестанет елозить, мы будем снимать мерки до вечера, — обратилась Лиат к переводчику. — Можно подумать, здесь голых ног не видели.

Круглолицый слуга заговорил с девушкой на ее языке, не вставая с табуретки у двери. Мадж оглянулась на остальных, покрываясь румянцем. Было видно, как кровь прилила к ее щекам. Портной приложил шнур к внутренней стороне бедра, скользнув рукой выше колена. Мадж взвизгнула и снова затараторила по-своему, уже громче. Лиат едва скрыла раздражение.

— Что она говорит? — окликнула она круглолицего.

— У них на родине не принято так вольно касаться друг друга, — ответил Ошай. — Это ее смущает.

— Передай, что осталось недолго. Портной не сможет заняться шитьем, пока не закончит.

После долгих тревожных ночей подготовки Лиат думала, что слушание у хая и переговоры с поэтом будут худшей частью ее задания. Что уход за подопечной, вплоть до посещения портного, может оказаться настолько сложным делом, ей и в голову не приходило. Однако вот уже несколько дней для общения с ней приходилось теребить переводчика, Ошая, даже по самым незначительным поводам. К счастью, тот достаточно разбирался в своем деле, чтобы отвечать на большую их часть без подсказки.

Портной закончил снимать мерки и замер в позе благодарности. Лиат ответила подобающе. Островитянка зачарованно смотрела на них, ни слова не говоря.

— Куда прикажете дальше, Лиат-тя? — спросил Ошай.

— Придворный лекарь осмотрит ее завтра. Я собираюсь поговорить с представителем счетной палаты, но ей при этом быть не нужно. Может быть, послезавтра потребуется твоя помощь, но я уточню это только после утверждения расписания.

— Благодарствую, Лиат-тя, — сказал он и поклонился. Что-то в постановке рук и улыбке ее насторожило. Возникло чувство, словно он в душе потешается над ней. Что ж, пусть его. Когда Амат вернется, она, ее ученица, не преминет сказать о нем все, что думает. И если Амат почует издевательство, больше ему не работать на Дом Вилсинов.

Лиат пробиралась по узким улочкам портновского квартала. Пекло и парило невыносимо. Не пройдя и полпути до бараков, она взмокла так, что платье прилипло к спине. Ее одолевало искушение сбросить одежду и забраться под самодельный душ, которым пользовались Итани и его товарищи. Когда она пришла туда, никого рядом не было. Но если бы кто увидел ее, временную распорядительницу Дома Вилсинов, это могло навредить ее положению. Поэтому Лиат скрепя сердце поднялась по каменной лестнице, стертой до гладкости поколениями рабочих, и пошла по широкому коридору с грубыми койками и дешевыми холщовыми пологами вместо сетки. Пространство наполняли мужской смех, голоса и запах пота. Тем не менее Итани жил здесь. Он сам это выбрал. Не человек, а загадка.

Когда Лиат его разыскала, он сидел на койке, все еще мокрый после душа. Лиат замедлила шаг, чтобы понаблюдать за ним, и вдруг ей стало не по себе. На лбу у него пролегли морщины, как от сильного сосредоточения, но руки лежали свободно, плечи ссутулились. Будь он кем-то другим, она бы подумала, что его гложет тревога. За все время их близости — почти десять месяцев — Лиат никогда не видела его таким печальным.

— Что случилось, любимый? — тихо спросила она.

Вся его озабоченность сгинула, как не бывало. Итани улыбнулся, встал, обнял ее. От него приятно пахло чистотой, молодостью и каким-то неуловимым ароматом, присущим ему одному.

— Тебя что-то гнетет, — сказала Лиат.

— Да нет, у меня все отлично. Просто Мухатия-тя снова придирается. Но это мелочи. У тебя есть время сходить с нами в баню?

— Да, — сказала она.

Лиат хотела отказаться, но передумала. Бумаги для Вилсина-тя подождут.

— Здорово, — заметил Итани с одобряющей улыбкой. И все-таки что-то в нем было не так. Не то сдержанность в жестах, не то рассеянность во взгляде. — Как твоя работа, продвигается?

— Более-менее. Переговоры идут своим чередом. Правда, беременная выводит меня из себя. Я начинаю срываться. Знаю, что нельзя, но ничего не могу поделать.

— А она тебя прощает?

— Честно говоря, я еще не просила у нее извинений. Каждый раз собираюсь, пока ее не вижу. А как только оказываюсь рядом, все желание пропадает.

— Ну-у, ты могла бы начать утро с извинения. Выложить первым делом, а после перейти к остальному.

— Итани, может, я и тебя ненароком обидела? Хочешь, извинюсь?

Он улыбнулся, как всегда, обезоруживающей улыбкой, но почему-то в глубине глаз она не отразилась.

— Нет, — ответил Итани. — Совсем незачем.

— Потому, что внешне мы как будто помирились, а на самом деле… ты какой-то не такой с тех пор, как я ходила на слушание.

Она высвободилась из объятий и села на его койку. Итани помялся и тоже сел рядом. Ткань полога затрещала под их весом. Лиат приняла извинительную позу, но смягчила ее до робкого вопроса и предложения выслушать.

— Все не так, — ответил Итани. — Я вовсе не злюсь. Это трудно объяснить.

— Так попробуй. Может быть, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

Он усмехнулся — тихим, горьким смешком, — но не стал возражать. Лиат помрачнела.

— Возвращаемся к старому разговору? — тихо спросила она. — Меня наконец-то начали повышать. Я веду переговоры с хаем, с поэтами. А твой договор вот-вот потеряет силу. По-моему, ты боишься, что я тебя перерасту. Что положение распорядителя, даже низшего ранга, куда достойнее положения грузчика.

Итани замолк. В его чертах появилась задумчивость, и впервые за многие дни он посмотрел на нее пристально. На губах возникла и тут же исчезла кривая усмешка.

— Я права?

— Нет, — ответил Итани. — Но мне все равно любопытно: ты это себе представляла? Что я буду тебя недостоин?

— Нет, не это, — сказала она. — Но я и не считаю, что ты кончишь жизнь простым грузчиком. Странный ты человек. Сильный, умный, обаятельный. И, мне кажется, знаешь куда больше, чем рассказываешь. Только мне непонятны твои предпочтения. Ты мог бы столького достичь, если бы захотел. Неужели тебе ничего не нужно?

Он не ответил. Улыбка исчезла, во взгляде появилась та же обреченность. Лиат погладила его по щеке, чувствуя пальцами подросшую щетину.

— Хочешь, пойдем в бани? — спросила она.

— Да, — ответил он. — Надо идти. Остальные скоро подойдут.