Бернхард Хеннен - Гнев дракона. Эльфийка-воительница

Барнаба продолжал осматриваться. Об этой долине до него доходили лишь слухи, ничего конкретного. Конечно, говорили и о призраках. Священнослужитель усмехнулся, подумал о своем наставнике, Абире Аташе, верховном жреце, которого убили в темнице палачи Аарона. Учитель любил рассказывать ему, что одной из его задач на протяжении жизни было проверять истории о духах и демонах. Дважды встречался Абир Аташ с эльфийкой. Других духов он так никогда и не нашел. «Истории о призраках позаботятся о том, что меня здесь никто не потревожит, — подумал Барнаба. — Главное, найти укромное место». Пещеру, глубокую расщелину, место, которое хоть немного будет сохранять тепло, где он сможет переждать зимние ветра. Если он найдет его, это будет его долина.

Он обвел взглядом скалистые стены, пошел вдоль них, наблюдая, как солнце, двигаясь по небу, отбрасывает на долину тени в разных местах. Иногда ему казалось, что за ним наблюдают. Несколько раз он резко оборачивался. Но никого не было. Барнаба списал это странное ощущение на то, что ему еще придется привыкать к одиночеству. Он не создан для этого. Пока убийства священнослужителей не заставили его удариться в бега, он всегда был общительным человеком. Но тогда у него не было выбора. И Абир Аташ принял верное решение! Они не могли допустить, чтобы дитя демонов похоронили с такими же почестями, как героев человеческих народов. Нужно было что-то противопоставить произволу Аарона. Вовсе не было ошибкой утяжелить каркас до поминок, чтобы он вместе с трупом демоницы рухнул в пропасть, вместо того чтобы взлететь на крыльях к Устью миров. Откуда ему было знать, что из-за этого Аарон отомстит сотням священнослужителей!

Барнаба с сомнением оглядел узкую долину. Сумеет ли он вынести одиночество? Вероятно, в глубине души он хочет не быть один. И на этой почве процветает безумная уверенность в том, что он здесь не один. Может быть, где-то в скалах прячется козел, раздраженно наблюдающий за вторгшимся в его владения чужаком. Священнослужитель улыбнулся. Он научится справляться с этим чувством.

Наконец у подножия одного утеса он нашел широкую щель, которую защищал от северного ветра обломок скалы. Барнаба протиснулся туда и вдруг вскрикнул от радости, когда расщелина обернулась пещерой. Она была не слишком велика. В большей части ее приходилось пригибаться. В слабом свете, проникавшем в пещеру, он не мог точно оценить ее глубину, она терялась во тьме.

— Здесь мы и перезимуем! — Он усмехнулся, осознав, что снова сказал «мы». Этой привычкой он обзавелся во время своего длинного и большей частью одинокого путешествия. Он разговаривал сам с собой и при этом постоянно употреблял местоимение «мы». Он вполне сознавал, что постепенно становится странным. Но святым отцам пристало быть немного странными.

Если его признают странноватым, ему будет легче с полудикими кочевниками в горах. Они нужны ему, чтобы прожить здесь. Парочка корешков в долине не прокормят его достаточно долго, и он понятия не имел, принесут ли растущие у пруда деревья съедобные плоды. Ему придется каждые две-три недели спускаться в долины пониже, чтобы обменять молитвы на пшено, бобы, рис и твердый сыр. Священнослужитель, молящийся крылатому солнцу, здесь ничего не стоит, это он уже понял. Но чудаковатый дикарь, говорящий с богами… Барнаба примирительно усмехнулся.

— Мы сумеем!

К своему огромному удивлению в пещере он обнаружил очаг. Но даже в слабом свете можно было увидеть, что его не использовали на протяжении уже нескольких лет. Успокоившись, он отправился на поиски парочки сухих кустиков травы и козьего помета.

До сумерек он успел обустроиться в пещере. У огня лежала приличная куча сухого хвороста. Ему потребовалось два часа, чтобы собрать ее. И для этого он разорил половину долины. Однако ему было любопытно. Хотелось узнать, где он оказался. Факела без тряпок и лампадного масла или покрытой смолой ветки ему не сделать. Он мог только поярче разжечь костер. На пару мгновений.

У входа в пещеру завывал ветер. Барнаба вытянулся. Ему было хорошо.

— Теперь мы удовлетворим свое любопытство.

Он взял хворост, бросил его на угли из козьего помета и встал.

На два удара сердца пламя поднялось почти до бедер. Пещера была длинной и узкой. Слегка изогнутой. Загибалась назад, словно рог. В самом конце зияла темная расщелина. Свод пещеры был покрыт изображениями диких коз и поразительно лохматых коров, подобных которым Барнаба никогда еще не видал. Среди них простыми фигурками были обозначены люди. Интересно, сколько лет этим рисункам? Судя по всему, художник пользовался только тремя красками: белой, черной и красно-коричневой. Для столь ограниченных средств картины были поразительно живыми и выразительными.

Барнаба бросил остатки хвороста в огонь. У одного из людей из головы росли ветвистые рога. В руке у него, похоже, было копье, а его вытянутая рука указывала на тот конец пещеры, где зияла темная расщелина.

Вот уже снова опало пламя. Барнаба нашел ветку, толщиной едва ли с палец, вокруг которой плясали крохотные язычки пламени. Он вытянул ее из огня и бросился к концу пещеры. И вот уже неровный свет угрожает погаснуть.

Священнослужитель бросился на колени, протиснулся в расщелину и вытянул ветку вперед. Расщелина уходила вглубь горы. Барнаба поднял факел немного выше и испуганно отшатнулся. Над входом на него смотрели два огромных глаза!

Крохотные язычки пламени превратились в красные угольки. С гулко бьющимся сердцем Барнаба смотрел на расщелину. Затем собрал все свое мужество в кулак и вернулся обратно.

— Эй?

Голос преломился в скале. Ответа он не получил.

Его жалкий костерок тоже превратился в темные уголья, почти не давая света.

— Есть там кто-нибудь?

И снова ответом ему было только эхо.

Прежде чем уголек на ветке совсем потух, Барнаба еще раз протянул руку в расщелину и поглядел на глаза. Они были всего лишь нарисованы. Священнослужитель протяжно вздохнул. Радужка глаз была яркого, убедительного зеленого цвета. Кто бы ни нарисовал это, похоже, он как следует постарался передать этот цвет. Ни на одном другом рисунке Барнаба не заметил этой зелени.

— Какие же мы все-таки трусы, — негромко пробормотал он. Интересно, что означают глаза? Он поднял глаза к своду пещеры, где уже не мог разглядеть схематичные фигурки, нарисованные обуглившимися ветками. — Кем вы были? И куда ушли? Вас что-то прогнало отсюда?

Барнаба вспомнил ощущение того, что за ним наблюдают. А затем громко рассмеялся. Даже если здесь когда-то было какое-то существо, пугавшее жителей этой пещеры, должно быть, оно мертво уже не одну сотню лет. Эти рисунки ужасно древние!