Мерседес Лэки - Стрелы королевы

Тэлия вскочила на спину Ролана, и они потрусили к огромному сараю для сбруи, стоявшему в середине Поля. Керен показала ей, где лежат скребница и щетки Ролана; Тэлия торопливо, но тщательно вычистила его и понеслась обратно в свою комнату. У нее едва хватило времени на то, чтобы помыться и переодеться к ужину. Она вбежала в трапезную и проскользнула на свободное место за столом.

Тэлия думала, что не сможет сегодня уснуть от возбуждения и обилия впечатлений, но, к собственному удивлению, обнаружила, что клюет носом над тарелкой. Ей едва хватило сил принять ванну — хорошо еще, что так рано вечером в умывальной было немного народу и она сразу нашла свободную бадью, если бы Тэлии пришлось ждать своей очереди в этой жаркой, полной пара комнате, она бы заснула стоя.

На сей раз никакие мысли ее не посещали, поскольку Тэлия уснула, едва коснувшись головой подушки.

Глава шестая

Всю следующую неделю распорядок дня Тэлии оставался прежним. Просыпалась она сразу после восхода солнца по сигналу будильного колокола, который ухитрилась проспать в свое первое утро в Коллегии. Затем либо торопливо натягивала на себя форму и бежала вниз, помогать готовить завтрак, либо проводила оставшийся до еды час более неспешно, приводя в порядок себя и комнату. После завтрака шло занятие по ориентировке, а каждый второй день, когда оно было короче, добавлялись и другие уроки. Послеполуденные часы посвящались занятиям по самообороне с Мастером Альберихом, верховой езде — с Герольдом Керен и, конечно, упрочению контакта с Роланом. В те дни, когда Тэлия не участвовала в приготовлении завтрака или обеда, она и еще несколько человек проводили долгие часы, штопая кажущийся бесконечным ворох серой студенческой формы.

В конце недели Герольд Терен провел с ними последнее занятие и распустил, но, когда остальные вереницей потянулись к двери, попросил Тэлию задержаться. Сама того не замечая, девочка тут же напряглась; нервно покусывая заусенец на пальце, она ждала, когда Терен скажет, зачем ему нужно поговорить с ней, и ее напускное спокойствие таяло на глазах. Она украдкой следила за облокотившимся на стол учителем, стараясь не встречаться с ним глазами. Терен выглядел обеспокоенным и даже расстроенным, а опыт Тэлии говорил, что такое выражение на лице взрослого сулит неприятности.

У Терена на душе кошки скребли: он знал, что у этого бедного, растерянного ребенка, пытающегося освоиться с Коллегией и со своей новой ролью, и без того более чем хватало проблем, а теперь на него свалились еще и семейные неприятности. Герольд мысленно проклял жестокость людей, которые смогли послать такое письмо — холодно рассчитанное, чтобы разрушить то хрупкое душевное равновесие, которого с большим трудом добилась девочка.

— Тэлия… — начал он и осекся, увидев, как девочка вздрогнула при звуке его голоса — в таком напряжении она находилась. — Детка, ты не пугайся… просто у меня есть для тебя довольно неприятная новость, и я думал, что тебе лучше ее узнать, когда мы останемся с глазу на глаз. Мы получили известие от твоих родных.

— Моих родных? — повторила Тэлия, на ее лице появилось удивление и озадаченность.

— Мы послали к ним нарочного — мы всегда так делаем, когда Избирают ребят — и сообщили им, что с тобой случилось. Ну, обычно честь Избрания заставляет всех родителей, как бы сильно они не сердились, простить проявленное ребенком непослушание, и мы думали, что так случится и на этот раз.

Наконец-то Тэлия посмотрела прямо на учителя, а не поглядывала из-под опущенных ресниц. Под ее взглядом Терену стало не по себе, странное дело, он с трудом подбирал слова.

— Тэлия, мне бы очень хотелось, чтобы все произошло так, как мы ожидали, не могу передать, как я сожалею… Вот все, что они нам ответили.

Терен пошарил в кармане, вытащил сложенный в несколько раз листок бумаги и отдал его Тэлии.

Девочка развернула бумагу, бессознательно разгладила ее. Терен с тревогой ждал, как она прореагирует на то, что там говорилось.

«В Усадьбе Твердыня нет дочери по имени Тэлия», — гласил ответ. Полуграмотные каракули были скреплены знаком ее Отца.

Тэлия не сознавала, что плачет, пока одна горячая слеза не капнула на бумагу, размывая чернила. Девочка моментально взяла себя в руки и проглотила слезы. До этой минуты Тэлия даже не понимала, как сильно она надеялась, что благодаря ее новообретенному статусу Семья примет ее. Однако, она не ожидала, что Семью известят об этом Герольды — она рассчитывала сообщить новость сама, — быть может, въехав в один прекрасный день в Усадьбу в полной парадной форме — Белых Одеждах Герольда. Именно с того момента, когда до Тэлии впервые дошло, что она действительно Герольд, она и начала надеяться, что этот подвиг принесет ей прощение — а возможно, даже одобрение. Крепковеры не порицали всего, что делали и за что стояли Герольды, и даже наиболее критически настроенные среди них обычно признавали, что Герольды служат важному делу. Вне всякого сомнения, крепковеры приветствовали вмешательство Герольдов во время набегов из-за Границы или когда нужно было прекратить какую-то распрю! Быть может, мечтала Тэлия, ее родня теперь поймет, почему она совершала поступки, казавшиеся немного неподобающими; они поймут, что она всего лишь следовала собственной природе. Конечно, теперь-то они поймут. Возможно, они обрадуются, когда она вернется, и позволят ей иметь родной кров.

Странно, но когда Тэлия решилась убежать из дома, то, что родные неизбежно отвернутся от нее, не казалось ей слишком дорогой ценой за обретение свободы; теперь же, когда все ее надежды на прощение были уничтожены одной-единственной запиской…

Ничего; она снова сама себе голова, а Герольд Терен вряд ли одобрит, если она начнет распускать нюни из-за случившегося.

— Все в порядке, — сказала Тэлия, возвращая записку Герольду, — Мне следовало этого ожидать. — Она ощутила гордость оттого, что голос у нее почти не дрожал и она нашла в себе силы прямо встретить взгляд учителя.

Терен был изумлен и слегка встревожен — не реакцией Тэлии на известие, а железной волей, с которой она мгновенно эту реакцию подавила. Ей следовало позволить себе проявить слабость и выплакаться; любой ребенок ее возраста так бы и поступил. Терен осторожно попытался снова вызвать у девочки слезы — ей непременно требовалось поплакать; подобное подавление естественных чувств могло привести только к тяжелому душевному расстройству в будущем. К тому же оно стало бы еще одним кирпичом в стене, которую Тэлия воздвигла между собой и всеми окружающими.

— Хотел бы я как-нибудь помочь тебе, — Терен был чрезвычайно расстроен и пытался показать Тэлии, что он огорчен не только самим происшествием, но и тем, что она отрицает, что поведение родных причинило ей горе. — Ума не приложу, почему они ответили таким образом.