Нина Лукинова - Два цвета неба

— Расскажи… — говорю я, чувствуя, как злость на ее смех закипает в голове.

— Как можно так глупо рисковать привычной спокойной жизнью ради неизвестности! Пусть это продлится хоть десять тысяч лет, этот мир спокоен и нерушим. Задайся вопросом, ради разнообразия, почему твой Голос… ничего не сказал о Севаре, твоем прошлом? Знал — Ты откажешься! — протягивает она со змеиным шипением, делая несколько шагов вперед, приближаясь все ближе. Образ Эльвиры медленно исчезает с каждым движением, и вместо подруги на меня уже шагает скрипящий костями скелет, с повисшими на ребрах клочками гниющего мяса. Пустые темные глазницы уставились прямо в душу, затягивая в ледяной омут страха, в то время как костлявый указательный палец уперся в основании шеи. — Думаешь, ты открыла глаза! — протягивает чудовище глухим могильным голосом, тряся клочками волос на остатках кожи. — Хрен собачий ты открыла! Поверь, когда это случится, то горько пожалеешь. Так что, бесплатный совет — пей свои чокнутые лекарства и отправляйся баиньки, и все это превратится в очередной сон, из которого вырастишь новую книгу, как цветок в горшке. Так будет лучше, для всех, — злобно протягивает существо, вновь превращаясь в Эльвиру.

«Надо бежать, Налана!» — отзывается Голос настойчивым перезвоном колоколов. — «Убей ее!»

«Что?! Я не могу!» — резко отвечаю я.

— Налана, так в чем дело? — невозмутимо спрашивает привычная Эльвира, доверительно положив руку на плечо, будто бы не было этого разговора меньше минуты назад, будто не она рассказывала мне о Фабрике. — У тебя снова видения? Ты сомневаешься в этом мире? Конечно, все расплывается, раз ты перестала принимать лекарства.

«Она врет, не дай запутать себя!» — настаивает Голос

— Да, ты поверила в эту Фабрику Душ.… Верь во что хочешь, я не против, только если это не будет вредить! — ее голос убедителен, слова и жесты искренни, так хочется ей поверить… но мешает некая преграда, сомнения. Я видела то, что видела, я не сошла с ума, черт возьми! Гниющий скелет был настоящим, слова были настоящими и Голос, отчего-то он реальнее всего… — Не хотела говорить, расстраивать, но Санна думала отправить тебя слегка подлечиться, в веселое место за желтым забором. Понимаешь, о чем я? С трудом удалось убедить ее, что с тобой все в порядке, — говорит она тоном, не терпящим возражений. На миг начинаю думать, что эти пять дней действительно были одной сплошной галлюцинацией, и все дело в отсутствии проклятых таблеток. — Если дальше будут продолжаться такие заскоки, придется принять меры.

«Ты уже знаешь правду, Налана. Она врет, каждое слово ложь! Они даже не люди! Убей ее, и ты свободна!» — властно настаивает Голос.

«Ты можешь ошибаться. Что, если ты плод воображения?» — испуганно спрашиваю я, переставая что-либо понимать. Переведя взгляд расширившихся глаз на открытое окно, вижу, как на землю повалил снег, закрывая осеннюю черноту белоснежным мягким одеялом.

«Спроси, что она видит за окном!» — настаивает Голос. — «Время уходит, Налана. Еще немного и будет поздно!»

— Эльвира, какая на улице погода? — спрашиваю я, идя на поводу у Голоса. Минута колебания в темных глазах, расширившиеся до черноты радужки, и через чур серьезный ответ с ноткой едва уловимого сомнения.

— Осень, — спокойно говорит Эл, повернувшись ко мне спиной. — Очередная проверка На… — договорить она не успела. Моя рука, не контролируемая телом, резко потянулась к стоящей на столе бутылке, с громким звоном опуская на затылок Эльвиры. Последнее четкое воспоминание— россыпь стеклянных осколков, ударяющихся о темный пол, вонь спирта, свербящая в носу, и кровь на руках.

Остальное пробивается нечеткими картинами сквозь густую пелену тумана. Не помню, что делала, зачем, почему, как, будто в тело вселился злой дух, дергая за ниточки подобно кукловоду. Я убила Эльвиру, размозжила голову о край стола после того, как оглушила. Помню, как треснули кости черепа, открывая среди сгустков крови сероватое склизкое нечто— кусочки мозга. Затем спустилась вниз, бесшумно пройдя на кухню, беря в руки нож, вонзив его по рукоятку прибежавшего на шум Грегори, заливая кровью пол. Помню, как глухо шмякнулось тело, обмякая мешком рядом с Эльвирой. Очередной провал в памяти, и вот я уже за спиной Лианы, продолжающей мирно сидеть на диване, сохраняя невозмутимое спокойствие, словно не ее друзей только что жестоко убили. Заношу острие, с которого тонкой струйкой капает кровь, и тут из черного затылка Лианы неожиданно раздается голос, развеявший остатки сомнений.

— Я позвонила Максу, он примет меры. Полиция прибудет через десять минут. Если не откроешь глаза, то много лет проведешь в психушке, твоя невменяемость сомнений не вызовет, — усмехается она. Сознание хочет опустить нож, но действующая наперекор разуму рука перерезает горло с другой стороны, будто жертвенному животному.

Дальнейшее размыто еще больше. Выбегая из дома на улицу, оставляю за собой кровавые следы. Кричащие о произошедшей беде на белоснежном снеге, сажусь в припаркованную рядом с домом машину Эльвиры, и, не различая дороги, несусь в город с бешеной скоростью. Не понимаю, что я сделала, как это произошло и почему, знаю только, что нужно бежать, нужно торопиться, иначе схватят некто ОНИ. Запрут под замком до конца дней, затем Фабрика и долгие годы повторений, снова и снова заезженной пластинкой.

Голос не прекращает говорить, подначивая, нагоняя страх и неконтролируемый испуг. Теперь пути отрезаны, мосты сожжены. Даже, если выйду из тюрьмы, сумею избежать психушки, они пришлют новых… наблюдателей. И все будет зря! Все повторится по бешеному кругу Ада бесконечным сном. Есть только одно спасение, единственный шанс все изменить, открыть глаза. Нужно решиться, сейчас или никогда…

Не помню, как бросила машину, как бежала по городу в Эльвириной куртке и только сегодня купленных сапогах на пару размеров больше моего, завалявшихся на заднем сидение, пытаясь скрыть кровь на руках и майке, не помню, как испуганно шарахались люди, давая дорогу сумасшедшей с безумными глазами… Мир потерял краски, превратившись в сплошную черно-серую массу, а в голове единственной мыслью бьется слово: «ОБМАН!» Все эти люди на улице, весь этот город, даже самые близкие— это бесконечная ложь!

Вот он, последний рубеж, точка невозврата. Поднимаю взгляд на небо, ни единого облака, ясный зимний день за мгновение сменился темной звездной ночью. Над головой выстроились в ряд три сверкающие точки, нависая яркими елочными игрушками. Вот он, момент Истины— Парад Планет.

Дверь на крышу с треском распахивается, влетают крепкие мужчины, замирая в шаге от меня, стоящей на краю пропасти.