Ярослав Бабкин - Ученица волшебника

— Но Уртиция, — пролепетала девушка.

— Ты сомневаешься, применит ли она свои таланты на благо? И ты абсолютно права. Человеку свойственно ошибаться. И наша с тобой задача не дать ей это сделать. Мы должны помочь ей не допустить ошибок!

— Но разве я…

— Несомненно. У тебя огромный талант к магии, девочка моя, и нельзя позволить ему пропасть бесследно.

Мольфи лишь удивленно хлопала ресницами.

— Посмотри сюда, — Румпль протянул ей книгу, — что ты видишь?

— Книгу…

— Какую книгу?

— Букварь. Обыкновенный букварь.

— Закрой глаза.

Мольфи послушно выполнила указание.

— Постарайся осознать, что за книгу ты держишь в руках.

В мысленном мире образов книга задрожала, по ее страницам пронеслась рябь, словно по глади пруда при порыве осеннего ветра. Прежние буквы смазались, пергамент сразу постарел, пожелтел, стал каким-то волокнистым, словно это был не пергамент а какой-то совсем иной материал, и на нем выступили ряды совершенно неизвестных девушке значков, непонятные схемы и чертежи.

— Ой!

Она открыла глаза. Книга еще несколько мгновений оставалась такой же странной, но затем рябь снова пронеслась по ее страницам, превращая их в обычные пергаментные листы букваря.

— Что это?

— Это очень старая книга. Я привез ее в молодости с той стороны восточного моря. В ней содержатся древние и очень важные знания, многие из которых ныне, увы, забыты.

— Тоже запретная магия? — осторожно спросила Мольфи.

— Нет, — улыбнулся Румпль, — всего лишь геометрия, зодчество и ирригация.

— Ирри… что?

— Не бойся. Это не школа темной магии, — усмехнулся Румпль, — это наука о проведении каналов и орошении земли.

— Но зачем ее орошать? Она и так почти всегда сырая. У нас перед домом вечно лужа…

Учитель с трудом удержал смех.

— В тех краях, где эта книга была написана, вода ценится на вес золота. Ее там так мало, что даже трава не может расти, и вся земля покрыта песком и пылью.

— Я читала об этом, — похвасталась Мольфи, — это называется пустыня.

— Правильно. Но главное не это. Главное то, что ты смогла увидеть. Ты знаешь, как это получается?

Девушка отрицательно замотала головой.

— Когда ты закрываешь глаза, что ты видишь?

— То же что и обычно, только серое и туманное, и многое плохо различаю. Но это только если я захочу это представить. Если не захочу, ничего не вижу.

— Так вот, то, что ты можешь видеть, это отражение нашего мира в том, что маги называют эфиром, Великим Зеркалом и еще множеством названий.

— А что это такое?

— Никто не знает точно. Это копия нашего мира, но построенная из мысленных образов и эмоций. Поэтому ты усилием мысли можешь воздействовать на отраженные там предметы. А свойство Великого Зеркала таково, что оно возвращает изменения отражений в реальный мир. Помнишь, ты подожгла шарик?

Она кивнула.

— Ты представила себе, что он горит, и в эфирном мире отражение шарика загорелось, а от него загорелся и настоящий шарик.

— И так можно что угодно зажечь?

— Не только зажечь. Многое можно сделать. Нужно только знать свойства и особенности предметов и законы их взаимодействия.

— Как интересно… А можно гору сдвинуть на новое место?

— Теоретически можно. Но даже у самого опытного мага на это не хватит сил. Ты же не можешь одна поднять, ну, к примеру, телегу?

— Но я могу представить себе, как я ее поднимаю!

— У тебя не получится. Хотя при умелой концентрации разума силы мага в эфирном пространстве возрастают многократно, но все же не настолько. Всему есть свой предел. Но не стоит сейчас забивать себе голову всем этим. Ты лишь должна понять, что обладаешь редчайшим талантом. Без всякой тренировки ты можешь видеть отражения предметов и даже манипулировать ими. Очень немногим это дано и тебе стоит заняться серьезным освоением магии.

— Но этому учат только в магических коллегиях!

— Не только, — хитро усмехнулся Румпль, — если ты готова встать на этот путь, я укажу тебе врата. Ты готова?

Ее голова кружилась от всего узнанного. Все это казалось опасным, но и одновременно безумно интересным…

— Я готова! — Мольфи даже сама удивилась когда она успела ответить.

— Очень хорошо, — довольно закивал Румпль, — завтра же мы приступим. А теперь иди, отдохни и успокойся. Вам с Уртицией ничего не грозит. Наоборот, вас ждут великие дела.

Мольфи действительно почувствовала себя намного лучше. Тяжесть мучивших ее подозрений рассеялась, и мир снова представлялся солнечным и радостным. Уже на лестнице она вспомнила, что забыла рассказать учителю про подслушанный разговор и подозрения графа. Может стоит вернуться? Нет, мысленно махнула она рукой, как-нибудь потом расскажу…

Румпль задумчиво глядел на закрывшуюся за девушкой библиотечную дверь. Из-за портьеры бесшумно выплыла неприметная серая фигура с гусиным пером на шляпе. На левой щеке Ангиса виднелся не до конца заживший глубокий порез, стянутый аккуратными хирургическим швами.

— Ты все слышал? — не глядя на него, спросил Румпль.

— Да, господин.

— Что скажешь?

— Опасное дело вы затеяли, господин.

— Почему ты так думаешь?

— Ее слабое место — стремление к знаниям. Она любознательна и это легко использовать. Но когда она наберется сил, то станет своевольной и непредсказуемой. Когда человек стремится к власти или удовольствиям им легко управлять. Когда к знаниям — тяжелее. А еще она добра, и это тоже слабость, но и этим нелегко управлять…

— Ты думаешь, я не справлюсь?

— Если она так талантлива, как мне показалось, она может превзойти вас, господин.

Румпль пренебрежительно фыркнул.

— Знай свое место, Ангис!

— Если вам нужен человек во всем соглашающийся, купите раба…

— Да, я знаю, я погорячился, прости, Ангис. Но я просто не могу упустить такой талант.

— У вас есть графиня.

— Она тоже выдающийся самородок. Здешние леса буквально рождают сокровища. Но Малфрида, это просто таки неограненный алмаз. И я должен сделать из него бриллиант.

— Как сочтете нужным, господин. Но я бы ее убил.

— Даже не вздумай. Она мне нужна.

— Как скажете, господин.

Город был маленьким и отдельной тюрьмы в нем не нашлось. По этой причине Себастина заперли в одном из временно незанятых погребов городской таверны. Для надежности ему прочно связали руки и ноги, и усадили к кирпичной стене под небольшим окошком, выходившим почти на уровне мостовой.

Хуже всего было то, что пока его тащили через город, он успел насквозь промокнуть и теперь отчаянно мерз. Гулкие шаги над головой и неразборчивые слова, доносившиеся сквозь дощатый пол питейного зала, одновременно служивший погребу в качестве потолка, сбивали его с мыслей. Завтра все должно разъясниться, но до этого ему придется целую ночь просидеть в холодном подвале, сложенным в три погибели и перевязанным, словно кусок окорока…