Оксана Демченко - Мир в подарок

Араг был безнадежным существом с точки зрения любого хозяина. Рано или поздно, один или в компании, он обязательно совершал побег. Его ловили, били, морили голодом, ему ломали кости ног, вынуждая ползать. А он все равно бежал. За четырнадцать лет, не считая многочисленных совсем неудачных попыток, этот упрямец совершил десяток почти успешных побегов. Ключевое слово — почти.

— Ты ведь воин, и не из последних, — удивилась я. — Неужели из Карна так невозможно трудно бежать?

— Как видишь, — нехотя признал он.

— Разговорчивый ты.

— Да.

— Не тратьте на него время, хозяйка, — пискнула Митэ. — Он всегда такой. У вас что, никогда не было своих рабов? Похоже! Вы ведь с нами так нелепо возитесь!

Бежать очень трудно. Любой раб на улице ночью будет пойман и доставлен в помещение стражи. Через ворота раб может пройти только с хозяином. Одевают нас, которых строптивыми считают, — сами видите, вполне приметно, да и кожа на шее, если снять ошейник, гладкой и загорелой не станет. Внешне мы отличаемся от жителей Карна, и все такие, как мы, — рабы. Отпущенные на свободу араги и илла ходят с грамотами в кошеле и носят особый браслет с княжеским знаком.

— А вне города?

— Нас пристегивают к телегам, лошадям, кольцам на придорожных столбах. А в селе — к плугу, например. И там сбежавших травят собаками. Ная не раз травили. Но он все-таки однажды добрался почти до степи.

— Митэ! — сердито одернул болтливую сестру араг. Вздохнул и нехотя буркнул: — Есть говорящая черта окаянных. О перешедшем ее беглом рабе узнает видья ближайшего храма. Таких линий не заметить глазом, но они прочерчены вокруг городов, это я уже знал. Но про другие, близ границы… Я пересек черту здесь, на северном тракте, и на другой день они нашли меня, словно меченого. Впрочем, теперь я уверен: есть и метка. Окаянным только дай сотворить гадость.

Я замотала девочку в большое полотенце и усадила рядом, кропотливо разбирая спутанные густющие космы.

Араг чуть помолчал и продолжил рассказ, глянув на лежащую рядом рубаху.

Харим приобрел его два с лишним года назад. Наири как раз поймали близ границы и продали случайному купцу, который ловко сбыл порченный товар в «Радости ночи».

Араг на новом месте вел себя идеально, был послушнее собаки и приносил неплохие деньги. Две недели. Убаюкав бдительность владельца он, естественно, покинул корчму. Потом снова, полгода спустя. Хозяин, все еще надеясь на прибыль, применил крайние меры. Довольно дорогие, но исключающие повод для беспокойства.

Личинок туурда доставляли в небольших количествах купцы, приводившие караваны от далекого Полуденного моря, где и покупали крошечных белесых червячков у черных корабелов с немыслимого, запредельно далекого юга. Туурд — паразит, его можно подселить под кожу человеку, добиваясь полного контроля над строптивцем. Нет, не послушания, а только контроля. Личинка размещается на спине раба, откуда быстро уходит под ребра, добирается до почек и живет на их поверхности, практически недоступная для изъятия, поскольку срастается «корнями» с живой тканью. Человек ей мало подходит для пищи и вовсе не годится для продолжения жизненного цикла.

Зато пораженный туурдом теряет способность долго бегать и даже быстро ходить, совершать безнаказанно любую тяжелую работу. Наказание — сводящая с ума боль, которая через некоторое время гасит сознание. Так что уже два года араг физически не мог сбежать, хотя это не означает, что он не пробовал. Туурд, кстати, долго в теле человека не живет. Обычно гибнет в течение трех лет, забирая и жизнь раба.

Все это он мне рассказал очень спокойно. Напоследок добавив, что хозяин меня сильно обманул с ценой, поскольку жизни в араге осталось совсем немного, как и способности приносить пользу. Кажется, его сильно забавляло положение дел.

Впрочем, не мне обсуждать странное отношение к жизни. Я-то всегда была свободной.

Пока отмытая до врожденного золотистого загара илла смешно трясла расчесанными волосами и примеряла новую рубаху, я разложила Наири на полу и прощупала злобные личинки, чуть приотпустив на волю дар. Накрепко впившиеся в почки, разросшиеся, окруженные нарывами и гниющей плотью, но вполне извлекаемые, учитывая перешедший ко мне богатый опыт Риана. Благо, получивший свое место в гербе Карна сребролист способен творить чудеса. Он выращивает новые ткани и залечивает почти любые раны.

Правда, действует лишь при свежих повреждениях. Предложила удалить, но ценой разрезания обоих нижних ребер. Предупредила, что будет больно и после специального травяного настоя. Он посмотрел на меня с неподдающимся расшифровке сомнением. И, понятно, согласился. Даже прямо сейчас.

— Ой, эк его измочалили, — сочувственно вздохнула за спиной Глишка, вернувшаяся с подносом. Утка оказалась огромной и возмутительно, непередаваемо вкусно пахла.

К ней отдельно подавался здоровенный чугунок с рисом, два вида соуса и хрусткий теплый каравай, выложенный на стол в полотенце. Так называемый самогон оказался прозрачным и подавался в узорном цветном стекле. — Я клоки принесу скорешенько, вы кушайте пока. Жаровню сеструха мигом доставит. Да вот и она!

В четыре руки служанки, в которых я не без основания заподозрила дочерей хозяина, мгновенно накрыли на стол и исчезли, прикрыв дверь. Премудрый хозяин явно выдал порцию на троих, даже тарелок принесли именно такое количество. Прав Римах, это лучшее место в проклятом городе. Белесые и густо-чернильные глаза смотрели на ужин, словно в мире не существовало ничего, кроме этой утки. Еще бы. Интересно, когда они последний раз ели?

Наири был так страшно голоден, что, утратив каменное выражение лица, мучительно сглатывал тошноту пополам с комками слюны и желчи. Митэ, видимо, кормили чаще, она быстро отвлеклась от утки и теперь смотрела, как и я, на арага. Потом на меня. Еще на колени вот-вот бухнется, испугалась я и прикинула, можно ли кормить пациента перед операцией. Опыт Риана задумчиво развел руками — как знаешь, — ехидно предлагая выбор между отравлением и голодным обмороком. Сребролист — средство очень быстрое, может, и обойдется.

— Наири, садись и ешь, только самогон не трогай, он для дела. Но учти, я не гарантирую, что еда сочетается нормально с вырезанием этих личинок. Может затошнить или хуже…

— Да ему и так хуже некуда, — торопливо вмешалась довольная Митэ. — Путь ест.

— Ужин подают хозяевам, — он слегка замялся, теряя остатки показной безразличности к происходящему.

— Я буду только травяной чай и хлеб, потом. Митэ оставь половину.

Снова покосился на меня с сомнением, но уточнять не стал. Резко поднялся, дотащился до стула, свалился мешком. Поделил утку пополам и, неловко орудуя двузубой вилкой едва ли выдаваемой обычно рабам, принялся за еду с отменно здоровым аппетитом. Потом еще раз глянул на нас и отложил вилку в сторону. Мне понравился хруст костей на его крепких зубах. Самый приятный звук за день.