Ольга Громыко - Цветок камалейника

Кто-то засвистел в два пальца, кто-то завопил «Поджигатели!». Идея народу понравилась, и симпатии переметнулись на сторону обережи:

— Лови!

— Туда, туда!

— Да стреляй, боров рогатый, уйдут же!

Стрелять было уже поздно, а за «борова», судя по захлебнувшемуся крику, пришлось ответить.

К счастью, в этой части города дома наособицу стояли редко, по большей части слепившись друг с другом или разделенные тесными, шага на три-четыре, переулочками. Джай даже изловчился на бегу затянуть пряжки сапог, горец — накинуть рубаху. Из горожан за ними мало кто погнался, да и те быстро отстали: если уж разбойники йера одолели, то ну их к Иггру! Нужны, так пусть сам ловит.

Обережь рассудила примерно так же. Для виду пробежала пару улиц, выпустила несколько стрелок, бесплодно срикошетивших от стен, и повернула обратно.

Убедившись, что внизу пустынно, жрец локтем высадил чердачное окошко и первым нырнул внутрь. Помещение оказалось нежилым, заваленным рухлядью, пробраться мимо которой к двери удалось с немалым трудом. Наружного запора хватило на один удар плечом. Пока Джай пытался припомнить, кто здесь живет, жрец успел спуститься до второго этажа, и ответ пришел сам собой: на поднятый беглецами шум из комнаты выглянула девушка в зеленой ночной рубашке, с лампой в руках. Знакомое лицо… Точно! Дочь мелкого чиновника, засидевшаяся в девицах из-за невзрачного наследства и аналогичной внешности. Такое количество вломившихся в дом голых и полуголых мужчин ей определенно польстило: она даже не стала визжать, чтобы их не спугнуть и не разбудить родителей. Показанный тваребожцем кулак закрепил успех, хоть и несколько разочаровал хозяйку.

— Нэ плач’, дарагая, мы ешшо к тэбэ вернемся! — игриво пообещал горец. Девица благовоспитанно изобразила праведный гнев, продолжая с интересом изучать кончик набедренной повязки, выглядывающий из прорези айсты. Орнамент и впрямь был хорош — Джай только сейчас сообразил, что тот представляет из себя стилизованную подсказку для неопытной парочки… ого, да и опытной тоже! — Хэй, а ты куда уставился?!

Обережник поспешно отвел глаза, благо седой уже скрылся из виду и надо было его догонять. Подняла девица шум или нет, они так и не узнали, без помех выскочив из дома и помчавшись дальше. Колокол больше не звонил, хотя над пожарищем еще поднимался плотный, издалека видимый дым с вкраплением искр.

— А сейчас куда?

Жрец ответил.

Но лучше бы промолчал.

— Господин Архайн! — Паренек рьяно ткнулся лбом в пол, отозвавшийся одобрительным гулом. — Там… у ворот… Взывающего Илланда принесли! И… это…

Внимающих в храм набирали смышленых и расторопных: йера он понял с первого, оно же единственное, слова:

— Вон.

Служка подавился второй частью сообщения, сгинув быстрее, чем если бы под ногами у него разверзся пол.

Архайн поднял глаза к потолочным Игграм. Темный лик взирал на него сумрачно и отрешенно, Светлый — злорадно, предлагая поискать сочувствия в другом месте. Если они и слышали, что процедил сквозь зубы их верный слуга, то сделали вид, будто это не имеет к ним никакого отношения.

Почерпнув в «молитве» толику необходимого смирения, Приближенный подошел к дверям и сердитым толчком распахнул створки. Двое потупившихся обережников втащили в храм носилки, на которых проникновенно стенал йер Илланд. Выглядел он — краше на погребальный костер кладут. Пожалуй, краше даже снимают: одежда в дырках и копоти, обожженные руки обмотаны тряпками, лицо перемазано сажей, от жалких, встопорщенных остатков волос воняет паленым.

— Сюда, — брезгливо ткнул пальцем Архайн. Обережники опешили, но спорить, разумеется, не стали, скоренько сгрузив свою ношу на пол, прямо под ноги Приближенному. А по нехорошей тишине угадав, что в их обществе больше не нуждаются, дали деру чуть ли не резвее Внимающего.

Вообще-то пострадавший вполне мог стоять и сам, что быстро выяснилось под взглядом Архайна, безо всякой ирны поднявшим бы на ноги даже разбитого параличом деда.

Вместе с прической Илланд растерял и всю спесь.

— Господин Приближенный… — униженно проскулил он, и Архайн, скривившись, не стал его поправлять.

«И это копченое ничтожество смело мечтать о высшей награде?!»

Интересоваться, как дела, смысла не было: Илланд представлял из себя сплошной ответ, поэтому Приближенный начал сразу со второго вопроса:

— Почему ты их упустил?

Взывающий затрясся еще сильнее. Будь он яблоней, с него осыпались бы не только плоды, но и все до единого листья.

— Н-но… т-т-там был т-т-тваребожец! Н-н-настоящий!

— Как он выглядел?! — резко придвинулся Архайн, увы, заранее зная ответ.

— Седой, но еще не старый. Лицо… — Йер с готовностью и весьма подробно описал своего обидчика, надеясь прикрыться им от гнева Приближенного. Увы, получилось как раз наоборот: взбунтовавшегося раба еще надо было поймать, а уже сидящему в мышеловке Илланду теперь предстояло отдуваться за двоих. Даже за троих — не наказывать же Архайну самого себя. А ведь он был уверен, что навсегда отучил «шипа» не только колоть хозяйскую руку, но и помышлять об этом! И нате вам, стоило Твари поманить цветочком…

— Он взывал к ней, и… — Похоже, это стало для Илланда самым большим потрясением, — она ему отвечала! Он отвел мою плеть!

— Так это же полностью меняет дело! — Архайн расплылся в хищной улыбке кота, которого пойманная им птичка на свою беду смогла убедить, что жареное мясо вкуснее сырого. — Тваребожец! Один. Полоумный. Полумертвый. Невооруженный. Обремененный двумя простолюдинами. Способный взывать только на уровне первой инициации, да и тому толком не обученный. О, это страшный противник! Ты правильно сделал, что кинулся от него без оглядки.

Йер подобострастно кивал, не понимая, что разъяренный Приближенный над ним издевается, пока тот, пресытившись затянувшейся шуткой, не рявкнул:

— Ты идиот, Илланд! В твои годы я не нуждался в серьге, чтобы в одиночку уничтожить троих жрецов, причем успевших шагнуть на вторую ступень! И дело тут вовсе не в расположении Иггра, а в решимости носящего Его плеть. Тебе достаточно было одного удара, чтобы прикончить это убожество!

— Я пробовал, — проблеял сжавшийся в комок (вернее, в уголек) йер. — Но откуда мне было знать, что это не обычный пожар, и дом так быстро рухнет?! Я усмирил огонь у входа и думал, что успею выполнить повеление Глашатаев и вернуться прежде, чем…

Архайн безмолвствовал — путаные оправдания неудачников его не занимали. Лучше послушать умного человека, то бишь себя. Значит, мышки сбились в стайку? Весьма неожиданный, но скорее проигрышный ход. За семерик «шип» не успеет ввести новичков в Лозу, а без ее даров они будут его только сковывать. Видимо, он взял их просто для размена и сдаст в первой же стычке, как желтые квадратики[22]. Скорее всего, это произойдет на выходе из города, когда жрец поймет, что Твари в Орите нет — если уж йеры, не прилегшие со вчерашней ночи, ее не нашли… К тому же в трех из четырех случаев она предпочитала появляться на свет в одиноких селищах, поближе к дикоцветным землям.