Дарья Снежная - Артефактика. От теории к практике

Отзывчивая сестра тепло улыбнулась матери Макса и, встав из-за своего стола, поманила меня за собой, как оказалось, в одну из пустующих палат.

— Присаживайся. Жди меня здесь, я сейчас принесу постельное белье и одеяло. Это быстро! — ободряюще произнесла она и вышла.

Вернулась и впрямь быстро. Принесла стопку белья, тонкое шерстяное казенное одеяло со штампом-эмблемой больницы в углу. Помогла застелить постель, попутно болтая обо всем на свете — о распоясавшейся преступности, несомненном таланте целителя, оперировавшего Макса, и былых заслугах госпожи Эдоры:

— Целительница Эдора, она, знаешь, какая? Строгая — жуть! Правая рука главного целителя больницы была. При ней все целители и сестры милосердия по струнке ходили. Но больных самых сложных вытаскивала. Великий талант! — С таким непередаваемым чувством она это произнесла, что я поняла: для нее Максова мама — как для меня Макс. Сияющий идеал, к которому надо стремиться.

Я присела на застеленную постель и приготовилась дальше слушать. Тиа, видно, и самой уходить не хотелось — дежурство (слава богам!) скучное, а тут возможность поболтать и благодарный слушатель. Она встала в проеме так, чтобы видеть свой пост и ряд дверей в палаты вдоль коридора, и продолжила:

— У нас в больнице о ней легенды ходили. А потом ее муж, военный вроде бы в каких-то немалых чинах, умер. Она тогда здорово сдала — все-таки годы уже не те, и мужа, говорят, очень любила. Поседела в неполные два месяца. Практику целительскую ей пришлось оставить — проблемы с сердцем начались. Тогда и сын ее в родительский дом вернулся — матушку поддержать, так-то он давно отдельно жил. Ну, это ты, наверное, и так знаешь.

Я неопределенно угукнула, а Тиа бдительно высунулась в коридор, оглядела — нет ли нуждающихся в ее профессиональной помощи — и, не обнаружив таких, вернулась к разговору.

— Здоровье целительнице Эдоре поправили, все хорошо сейчас, только трость напоминанием осталась. Но ей даже идет — она с тростью еще величественнее. Теперь представляет Гильдию целителей в городском Совете, — закончила она с нескрываемой цеховой гордостью.

И спохватилась:

— Ох ты ж! Что ж ты молчишь — я совсем тебя заболтала! А у тебя глаза слипаются, я же вижу. Давай ложись — ночка-то сумасшедшая выдалась!

Вот с этим я не могла не согласиться. Тиа ушла, погасив свет, а я легла и укрылась одеялом по самые уши. Думала, уснуть не сумею — ведь успела подремать в палате, и стоит мне теперь закрыть глаза, как перед ними снова встанет видение раненого Макса, но тело решило иначе. Тело вспомнило, что оно сегодня намерзлось, перенервничало, устало — и все, хватит с него. Разговор с молоденькой сестричкой милосердия замечательно успокоил растрепанные нервы и обнадежил. В сон я провалилась как в омут.

Часом позже

Ответственная девушка Тиа, совершавшая регулярный обход пациентов согласно расписанию, тихонько приоткрыла дверь в палату № 26. И так же тихонько ее закрыла.

Смотреть на то, как пожилая статная женщина, все еще красивая, да вот беда, седая больше чем наполовину, тихонько напевает колыбельную своему взрослому сыну, чудом выжившему после предательского удара в спину, пережившему операцию, да так и еще не утвердившемуся до конца на этом свете, было выше ее сил.

Женский голос тихонько выводил незамысловатый мотив, старый как мир, а пальцы бывшей целительницы лежали на бледном мужском запястье, карауля, не дрогнет ли пульс, не оборвется ли тоненькая нить, соединяющая ее ребенка с этой жизнью…

Молоденькая сестричка милосердия постаралась уйти незамеченной — вторгаться в такой момент было неловко.

Да и незачем.

Глава 6

Муки творчества, или О вреде свободного времени

— Нинон, а скажи-ка мне все же, что ты делала в мастерской? Я, кажется, вполне доходчиво тебя отослал!

Было уже довольно поздно, часов десять утра, когда я проснулась, испуганно подпрыгнула, мгновенно припомнив события прошлой ночи, и со всех ног бросилась в палату № 26. Там меня встретили сонный и осунувшийся, но вполне себе живой мастер Шантей и госпожа Эдора, радостно объявившая, что я весьма вовремя и что, пока мы завтракаем, она как раз сможет отлучиться обсудить с коллегами состояние сына. И вот теперь я сидела на краешке кровати в ногах Макса, жевала свежую булочку и отвечала на глупые вопросы.

— Вот-вот, отослали — радуйтесь теперь! Уж я бы точно в вас ножом тыкать не стала!

Прима одарил меня такой ухмылкой, что я не сдержалась и задумчиво добавила, отколупывая золотистую корочку:

— Нет, поймите правильно — злите вы меня просто демонски. Но вы же еще не научили меня всему, что умеете…

— Нинон! Имей совесть, наглая девчонка, я не могу смеяться — больно! — Мужчина и впрямь сильнее откинулся на подушку, придерживая рукой перевязку. — И вообще, если бы ты осталась в мастерской, то у стражи могло быть три трупа вместо одного!

— Все равно я вас спасла! — запротестовала я, решив, что кое-кто надумал принизить мою несомненную значимость.

— Да уж! Слава богам, что ты такая упертая!

— Упорная! — поправила я, задрав нос. — И целеустремленная!

— Слушай, а у тебя отец точно артефактор, а не торгаш?

— Точно-точно! И мама, и три старших брата. И ни одного торговца в семье на протяжении восьми поколений!

— Что же так? — участливо поинтересовался Макс.

— Не приживаются. — Я развела руками.

Мастер все-таки рассмеялся, мгновенно зашипел от боли, и я немного устыдилась. Просто видеть его не при смерти было так прекрасно, что нестерпимо хотелось улыбаться и нести всякую задорную чушь. Я даже на него не очень разозлилась бы, дерни он меня за кудряшку! Хотя попробуй сейчас вычлени хоть одну. После такой-то бурной ночи даже в зеркало смотреть боязно — что там на голове. Не говоря уже о том, чтобы за гребень взяться.

— А почему все-таки вы меня отослали? Ну, не думали же вы всерьез, что в мастерской опасно? Иначе бы и сами там не остались…

— Да не мой это был заказ, Кудряшка, — вздохнул мастер. — Курт отловил днем, сказал, что сложности, не справляется, попросил помочь. Я и согласился. Кто бы мог подумать…

Макс мрачно замолк. Потянулся за чаем. Я пристыженно потупилась.

— Все это не отменяет того, что ты меня не послушалась, — долго предаваться тяжелым думам прима-мастер не смог, и, когда вновь заговорил, в голосе слышалась отчетливая насмешка. — И будешь наказана!

— Мастер Шантей! — Я аж воздухом подавилась от возмущения.

— Там окно недополировано, и текущие рабочие материалы хорошо бы разобрать, и полки протереть, на которых они стоят, а еще, помнится, в углу стеллаж есть, в который я последнюю пару лет не заглядывал…