Анджей Сапковский - Крещение огнём

— Я тоже так себя почувствую, когда солнце взойдет. Если только гули дадут нам восхода дождаться.

Мильва покопалась в торбе, вытащила что-то блестящее.

— Серебряный наконечник. На такую оказию приберегала. В пять крон мне на базаре обошелся. Таким гуля можно пришить, ведьмак, а?

— Не думаю, чтобы тут были гули.

— Ты ж сам говорил, — буркнул Золтан, — что висельника на дубе гули обгрызли. А где жальник, там и гули.

— Не всегда.

— Ловлю тебя на слове. Ты — ведьмак, спец, надеюсь, будешь нас защищать. Мародеров ты здорово разделал… А что, гули дерутся лучше мародеров?

— Несравненно. Я же просил — перестаньте паниковать.

— А против вомпера пойдет? — Мильва насадила серебряный наконечник на стержень стрелы, проверила остроту подушечкой большого пальца. — Или на упыря?

— Может подействовать.

— На моем сигилле, — буркнул Золтан, обнажая меч, — выгравировано старинными краснолюдскими рунами древнейшее краснолюдское заклинание. Ежели хоть какой-никакой гуль приблизится ко мне на длину клинка — запомнит меня! Вот, гляньте.

— Хо, — заинтересовался подошедший в этот момент Лютик. — Так вот они какие, знаменитые тайные письмена краснолюдов? И о чем говорит надпись?

— «На погибель сукинсынам!»

— Что-то пошевелилось среди камней! — неожиданно воскликнул Персиваль Шуттенбах. — Гуль, гуль!

— Где?

— Вон там, там! Среди камней спрятался!

— Один?

— Я видел одного.

— Знать, здорово проголодался, коли думает к нам еще до ночи подобраться. — Краснолюд поплевал на ладони и крепче ухватил рукоять сигилля. — Хо-хо! Враз убедится, что лакомство ему не по зубам. А ну, Мильва, всади ему стрелу в жопу, а я выпущу из него дух!

— Ничего я там не вижу, — прошипела Мильва, держа у подбородка перья стрелы. — Ни травка меж камней не дрогнет. А тебе не привиделось, гном?

— Отнюдь, отнюдь, — возразил Персиваль. — Видите вон тот валун, что вроде разбитого стола? Туда гуль скрылся, как раз за ту каменюку.

— Стойте здесь. — Геральт быстро вынул меч из ножен за спиной. — Стерегите баб и следите за лошадьми. Если гули нападут, животные сбесятся. Я пойду проверю, что это было.

— Один не пойдешь, — решительно возразил Золтан. — Тогда, на мызе, я позволил тебе одному пойти, потому как оспы испугался. И две ночи кряду не мог уснуть от срама. Больше — никогда! Персиваль, а ты куда? На тылы? Ты ж вроде бы чуду увидел, значит, теперь авангардом пойдешь. Не боись, я иду следом.

Они осторожно пошли меж курганов, стараясь не шуметь в траве, доходящей Геральту до колен, а краснолюду и гному до пояса. Приближаясь к дольмену, который указал Персиваль, быстро разделились, отрезая гулю дорогу к бегству. Но тактика оказалась ненужной. Геральт знал, что так оно и будет — его ведьмачий медальон даже не дрогнул, не просигналил ни о чем.

— Никого тут нет, — осматриваясь, отметил Золтан. — Ни живого духа. Надо думать, привиделось тебе, Персиваль. Ложная тревога. Напрасно только страху на нас нагнал. Да, положено тебе за это дать пинка под зад.

— Видел! — взъерепенился гном. — Видел, как между камнями проскакивал. Худой, черный, как сборщик податей…

— Заткнись, гном дурной, не то я тебе…

— Что за странный запах? — спросил вдруг Геральт. — Не чуете?

— А и верно. — Краснолюд принюхался на манер гончей. — Странно воняет.

— Травы. — Персиваль потянул воздух чутким двухдюймовым носом. — Полынь, камфорный базилик, шалфей, анис… Корица? Какого черта?

— А чем воняют гули, Геральт?

— Трупами. — Ведьмак быстро осмотрел следы в траве, потом в несколько шагов вернулся к дольмену и слегка постучал плоскостью меча по камню.

— Вылезай, — прошипел он сквозь зубы. — Знаю, что ты там. А ну, живо, не то ткну в дыру железом.

Из идеально замаскированной норы под камнем донеслось глухое урчание.

— Вылезай, — повторил Геральт. — Мы ничего тебе не сделаем.

— Волос у тебя с головы не упадет, — сладко заверил Золтан, поднимая над норой сигилль и грозно вращая глазами. — Выходи смело!

Геральт покачал головой и решительным жестом велел ему отойти. В дыре под дольменом снова захрипело и оттуда крепко дыхнуло травяно-корневым ароматом. Через минуту появилась седая голова, а потом лицо, украшенное породистым горбатым носом, определенно принадлежавшим не гулю, а худощавому мужчине средних лет. Персиваль не ошибся. Мужчина действительно немного смахивал на сборщика податей.

— Можно вылезти не опасаясь? — спросил он, поднимая на Геральта черные глаза под седеющими бровями.

— Можешь.

Мужчина выбрался из дыры, отряхнул черную одежду, перехваченную в поясе чем-то вроде фартука, поправил полотняную торбу, вызвав тем самым волну травяных запахов.

— Предлагаю вам, милостивые государи, спрятать оружие, — сказал он совершенно спокойно, водя взглядом по окружающим его путникам. — Оно не понадобится. У меня, как видите, никакого оружия нет. Я его не ношу. Никогда. Нет при мне также ничего такого, что можно было бы счесть достойной вас добычей. Меня зовут Эмиель Регис — цирюльник. Я из Диллингена.

— Действительно, — поморщился Золтан Хивай. — Цирюльник, алхимик или же знахарь. Не обижайтесь, но от вас сильно несет аптекой.

Эмиель Регис, не разжимая губ, странно усмехнулся, развел руками — мол, что поделаешь.

— Запах вас выдал, милсдарь цирюльник, — сказал Геральт, убирая меч в ножны. — У вас были особые причины прятаться от нас?

— Особые? — глянул на него черноглазый мужчина. — Нет. Скорее — обычные. Просто испугался. Такие времена.

— Верно, — согласился краснолюд и указал большим пальцем на освещающее небо зарево. — Времена такие. Я думаю, вы такой же беженец, как и мы. Конечно, интересно, почему вы, так далеко от родимого Диллингена убежав, в одиночку скрываетесь среди здешних курганов. Впрочем, людям всякое случается, тем более в трудные времена. Мы испугались вас, вы — нас. У страха глаза велики.

— С моей стороны, — назвавшийся Эмиелем Регисом мужчина не спускал с них глаз, — вам ничего не угрожает. Надеюсь, я могу рассчитывать на взаимность?

— Вы что ж, — ощерился Золтан, — за разбойников нас принимаете, или как? Мы, милсдарь цирюльник, тоже беженцы. Направляемся к темерской границе. Хотите, можете пристать. Вместе-то оно лучше и безопасней, чем в одиночку, а нам медик может пригодиться. С нами женщины и дети. А не найдется ль среди смердящих чудодейственных лекарств, которые, чую, вы носите при себе, чего-нибудь против ног? Стерли мы их.

— Найдется, — тихо сказал цирюльник. — Рад случаю помочь. Что же до вашего предложения… Искренне благодарю, но я не беженец. Я не бежал из Диллингена от войны. Я здесь живу.