Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор

Я встал из-за стола, оставив остывший чай. Вихрь инферно покачивался над нами.

— Обязательно приду, — сказал я. — И… поверь, еще не все потеряно.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. Я вышел, начал спускаться по ступенькам, Светлана закрыла за мной дверь.

Какая тишина… мертвая тишина, даже собаки устали скулить в эту ночь.

Неразумно. Я поступаю неразумно. Если нет этически правильного выхода — поступай неразумно. Мне это кто-то говорил? Или вспомнилась строка из старых конспектов, фраза из лекции? Или я подбираю себе оправдания?

— Воронка… — прошептала Ольга.

Голос был почти незнакомый, севший. Захотелось вжать голову в плечи.

Я толкнул подъездную дверь, выскочил на обледенелый тротуар.

Белая сова комком пуха кружила над головой.

Вихрь инферно уменьшился, присел. Ненамного, по сравнению с общей высотой, но уже заметно для глаз, метра на полтора-два.

— Ты знал, что это произойдет? — спросил шеф.

Покачав головой я смотрел на вихрь. Да в чем же тут дело?

Почему на появление Игната, специалиста по приведению людей в благостное расположение духа, инферно отреагировало усилением, почему мой сумбурный разговор и неожиданный уход снизили воронку?

— Группу аналитиков пора разгонять, — сказал шеф. Я понял, что это уже было сказано всем, не мне одному. — Когда у нас будет рабочая версия происходящего?

Машина вынырнула откуда-то с Зеленого проспекта, обдала меня лучами фар, скрипнула шинами, неуклюже переваливаясь через бугры разбитого асфальта, остановилась у подъезда.

Приземистый спортивный кабриолет теплого оранжевого цвета был нелеп среди унылых панельных многоэтажек, в городе, где лучшим видом транспорта по-прежнему оставался джип.

Семен высунулся с места водителя, кивнул:

— Садись. Приказано доставить тебя с ветерком.

Я оглянулся на Ольгу, и та почувствовала взгляд.

— Моя работа здесь. Езжай.

Оббежав машину я сел на переднее сиденье.

Сзади развалился Илья, видимо, шеф счел нужным усилить пару Тигренок-Медведь.

— Антон, — догнал меня сквозь сумрак голос Ольги. — Помни… ты сегодня задолжал. Держи это в памяти — каждый миг держи…

Я не сразу понял, о чем она говорит. Ведьмочка из Дневного Дозора? Да при чем тут она?

Машина рванула, задевая днищем ледяные надолбы.

Семен вкусно выругался, крутя руль, с негодующим ревом двигателя машина поползла к проспекту.

— У какого полудурка вы взяли тачку? — спросил я. — В такую погоду на ней…

Илья хихикнул:

— Т-с! Борис Игнатьевич одолжил тебе свой автомобиль.

— Правда, что ли? — только и просил я, оборачиваясь. На работу шефа возил служебный «БМВ». Вот уж не замечал в нем тяги к непрактичной роскоши…

— Правда. Антошка, как ты его? — Илья кивнул в сторону высящегося над домами вихря. — Не замечал у тебя подобных способностей!

— Я его не трогал. Только с девушкой говорил.

— Говорил? А трахнуть — трахнул?

Это была обычная манера общения Ильи, когда он от чего-то напрягался. А уж поводов для волнения у нас сейчас было хоть отбавляй.

И все же я поморщился. То ли нарочитость какую-то поймал в словах… то ли просто резануло.

— Нет. Илья, не надо так.

— Извини, — легко согласился он. — Так что ты сделал?

— Просто поговорил.

Машина наконец-то вырвалась на проспект.

— Держитесь, — коротко велел Семен. Меня вжало в кресло.

Илья сзади возился, доставая и раскуривая сигарету.

Секунд через двадцать я понял, что предыдущая поездка была неторопливой увеселительной прогулкой.

— Семен, вероятность аварии убрана? — крикнул я. Машина неслась через ночь, будто пыталась обогнать свет своих фар.

— Я семьдесят лет за рулем, — презрительно бросил Семен. — Я по Дороге Жизни грузовики в Ленинград водил!

Сомневаться в его словах не приходилось, и все же я подумал, что те поездки были менее опасными. Скорости не те, предугадать падение бомбы для Иного — не проблема.

Машины сейчас попадались пусть нечасто, но попадались, дорога была, мягко говоря, отвратительной, наш спортивный автомобиль для подобных условий никак не предназначался…

— Илья, что там произошло? — пытаясь оторвать взгляд от увиливающего с нашего пути грузовика, спросил я. — Ты в курсе?

— С вампиршей и пацаном, что ли?

— Да.

— Глупость наша, вот что произошло, — Илья ругнулся. — Хотя и глупость относительная… Все было нормально сделано. Тигренок и Медведь представились родителям мальчишки дальними, но любимыми родственниками.

— «Мы с Урала»? — спросил я, вспомнив курс по общению с людьми и варианты знакомства.

— Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка, поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…

Я вспомнил увесистую сумку Медведя.

— В общем, время они проводили хорошо, — в голосе Ильи была не зависть, а, скорее, полное одобрение товарищей. — Светло, тепло, и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда было знать, что он уже способен входить в сумрак?

Меня обдало холодом.

И впрямь — откуда?

Я же не сказал. Ни им, ни шефу.

Никому.

Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку из сумрака, пожертвовав толикой крови.

Герой.

Один в поле воин.

Илья продолжал, ни о чем не подозревая:

— Вампирша зацепила его Зовом. Очень прицельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел в сумрак и выбрался на крышу.

— Как?

— По балконам, до крыши было всего три этажа. Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила — сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоит с мальчишкой в обнимку, Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.

Я молчал. Нечего тут было говорить.

— Глупость наша, — все-таки заключил Илья. — И роковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… кто знал, что он может войти в сумрак?

— Я знал.

Может быть это были воспоминания. Может быть страх перед бешенной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.

Как хорошо людям, они не видят этого — никогда! Как им плохо — им не дано увидеть!

Глубокое серое небо, в котором нет и не было звезд, небо вязкое как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом.

Все силуэты смягчились, растаяли — и дома, по стенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которые в сумраке колышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едва шевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины — медленно-медленно, шагают люди — едва переставляя ноги. Все сквозь серый светофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыск пресыщенного режиссера.