Башня мертвых - Пьяная вуаль
Годы прошли, я уже стар,
Необратимо время,
Необратимы слезы, сожаленье,
Ты не заметила каким я стал,
Все же подарив прощенье.
Ценой большой,
Но к уплате справедливой,
За твой покой
Я возложу молитвы.
Прошу тебя лишь об одном,
Оставь записку в сердце
О забытом всеми Рондо,
Но вспомнившем о чести.
Дрожащими руками он положил листок на стол и выжидающе посмотрел на меня. Я начинал слушать воодушевленно, но, когда он закончил, мне вдруг сделалось очень грустно. Я попросил его дать мне прочесть самому. Как же красив был его почерк… сколько в этих строках печали и радости. На душе стало тяжело, дыхание прихватило. На глаза наворачивались слезы. Всю жизнь Рондо мечтал о прощении от одного единственного человека, и здесь, в башне, он получил его.
— Существуют поэты, которые рождены ими быть. Они пишут, потому что должны писать, в этом их естество. А есть такие поэты, как ты. Поэты жизни, которые пишут тогда, когда их душа действительно того просит, ведь никаким иным способом больше нельзя ее открыть.
Рондо кивнул. Его удовлетворил мой ответ.
— Вивай, наверное, заждалась тебя. Иди к ней, а я еще, может, чего напишу.
— Да…
Встав из-за стола, покачиваясь, я побрел по коридору к ванной. Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Рондо. Он улыбался теплой улыбкой.
В ванной было жарковато.
— Я успела дважды сменить воду. — заявила Вивай, когда я прикрыл за собой дверь.
Я выдавил из себя «прости» и начал раздеваться.
— Что ты делаешь?
— Хочу искупаться.
— Тебе придется подождать, пока я закончу.
— Ты меня не смущаешь.
— ТЫ меня смущаешь.
— С каких это пор?
Вивай улыбнулась, а из воды показался ее хвостик.
— С тех пор, как мы впервые увиделись.
— А-а-а… тогда… Тогда ты мне сказала, что я ни на что не годен.
— Потом ты доказал, что действительно был на войне, а не отсиживался в шатре, когда Шордан громил ряды Юсдисфальской армии.
— Но ты-то на войне никогда не была…
— Мне не положено. Война — развлечение для мужчин. Да и не по статусу.
Нагой я сел на край ванной.
— Никогда тебя такой не видел. Неужто крепость пробудила в тебе голубую кровь?
Вивай вытащила из воды покрытые синяками ноги и прилежно положила на меня. Она опустилась глубже в ванну, оставив над водной гладью только лицо и грудь.
— Знаешь, я всего несколько раз в жизни принимала вот так ванную. И каждый раз думала о том, что хочу делать это каждый день.
— Хорошее желание.
— Как думаешь, почему я ненавижу Смерть?
— Раньше я думал, что потому что она забрала жизни всех твоих родных… — я опустил руку в горячую воду и мной овладела слабость, — Но на самом деле она просто мешает тебе каждый день принимать ванну…
— Дурак.
Вивай опустила хвостик в бочку с ледяной водой, стоявшую поблизости и всего меня избрызгала. Я отомстил ей тем, что запрыгнул в ванну и стал досконально прощупывать все интересующие меня места. Добрая половина ванны покинула свое пристанище, а мы вдоволь насмеялись. Пришлось сменить воду.
Я прижал ее спину к груди, обхватив талию. Она то и дело периодически хихикала, а от того начинал смеяться и я.
— Ты была рождена, чтобы носить самые лучшие вещи, говорить с самыми лучшими людьми, быть самой лучшей… — шепотом, — Тебя ждало счастливое дворянское будущее, в котором ты ни в чем не нуждаешься и строишь свои планы. Ты должна была обладать лучшей осанкой, лучше всех должна была держать себя на публике, постоянно ходить в театр… Вокруг себя ты бы собрала самых верных тебе людей, чтоб вместе с ними править Оргаланом. И, может быть, когда-нибудь, ты бы спасла бедного лорда Крау от все уничтожающего поиска смысла.
Вивай поцеловала меня:
— Не может быть, а обязательно спасла бы.
А я поцеловал ее.
Переспав, мы так и остались лежать в ванной. Свечи продолжали тлеть, языки пламени в печи убаюкивали. Я ощущал полное умиротворение. Абсолютное. Я уснул, но ненадолго. За то короткое время, пока глаза мои были закрыты, сны, то каскадами наплывали, то быстро утекали сквозь щели сознания. Тяжесть по всему телу, словно после долгого марша. Когда бы не наступил мой конец, я чувствую, что буду ощущать то же самое. Руки не будут подниматься, ноги не будут слушаться, а я буду смотреть на звездное небо. Трава щекочет кожу, пролетает комета. Тучи охотятся на луну.
— Куда ты?
— Скоро вернусь. Хочу подышать свежим зимним воздухом.
— Я еще побуду тут.
— Хорошо.
Я оделся, борясь со слабостью и опьянением, прошел по коридору, взглянул на Рондо. Он так и уснул за письменным столом. Сквозняк задул свечу.
Через главный зал я подобрался к двери и на меня набросился мороз. Стояла ночь. Полумесяц мирно лежал в колыбели, снег похрустывал под ногами. Все блестело. Я расстегнул ремень.
Альтер, как и обещал, стоял в дозоре и был начеку с хищнической бдительностью. Я помахал ему рукой, он ответил тем же.
Так свежо…
Рондо должен увидеть во что превратилось это место. Пусть он покроет меня кучей ругательств, когда я его разбужу, но оно того стоит. Говорят, чем старше становишься, тем больше ненавидишь зиму. Не знаю, я радовался снегу, как малое дитя.
Я поджог свечу на столе с помощью магии. Хоть для чего-то годится мой «фокус». Рондо без обычного своего сопения спал мертвым сном.
— Р-о-о-о-ндо!!! — прорычал я, — Хватит спать, старый хрыч! Уже полдень!
Вот сейчас начнется. «Адская ты тварь, Крау! Что случилось?!» Потом он выбежит на улицу, увидит, что я обманул его и на дворе глубокая ночь, а потом начнется…
Тишина.
— Рондо?
Я ухватил его за плечи и положил на спинку стула. Из ладони на пол упал кулон.
Сердце прострелила молния.
Нет, этого не может быть.
Я со всей силы затряс его, а затем проверил, бьется ли сердце.
Он был мертв.
Руки задрожали. Холод вгрызся во внутренние органы, схватил легкие черными рукавицами. За цепочку я поднял кулон до уровня глаз. Звезда была разделена надвое. С кончика одной половинки сорвалась едко желтая капля.
Я быстро начал искать среди кучи бумаг на столе письмо. Вот оно.
«… Я любила вас дядя. Любила, как единственного родственника, который относился ко мне столь же хорошо, как отец. Нашего будущего с Эклем сына я хотела назвать вашим именем. Вы никогда не жалели для меня денег. Я помню каждый ваш подарок на мои
