Эолин (ЛП) - Гастрейх Карин Рита

Хелия положила руку на руку Эолин.

— Не позволяй моим уверткам расстроить тебя. Они — всего лишь сиюминутная цена за настоящего друга, а не за честного.

При этом настроение Эолин смягчилось. Она ответила на жест Хелии сжатием руки.

— Идем танцевать, Сара, — поманила ее Хелия. — Сегодня не та ночь, когда нужно так много думать. Рената сказала мне, что ты умеешь двигаться.

— Что она сказала?

— Она всегда раздает комплименты, когда слишком много выпила.

Эолин рассмеялась и последовала за Хелией в центр зала. Они танцевали, пока ее мышцы не наполнились сладкой усталостью, а корни волос не стали влажными от пота.

С приближением полуночи музыканты замолчали. Гости мага Кори собрались в круг в центре зала. Это был самый священный момент самой длинной ночи в году, отмечавшей крайний предел проникновения солнца в великую пустоту Подземного мира. Повсюду в Мойсехене, от крестьянских очагов до королевского зала, восход солнца встречали благоговейной тишиной.

Описав рукой медленно дугу, маг Кори приглушил свечи, пока только мерцающее пламя святочного полена не осветило комнату, отбрасывая такие тени, что Эолин представила, как генды выскальзывают из деревянного дома, чтобы присоединиться к ним.

Закрыв глаза, она увидела солнце, тусклую звезду в холодном черном море, нерешительный отблеск, почти теряющийся в ночи. Это видение зажгло в ее сердце глубокую боль, непреодолимое желание петь, как всегда было с Геменой. Поэтому она направила свой голос в древней мелодии, которая когда-то принадлежала магам Мойсехена, поэме о любви, сочиненной с единственной целью — вернуть солнце в мир живых.

Адиана была первой, кто присоединился к ней. Она взяла Эолин за руку и украсила мелодию своим прекрасным голосом. Через несколько мгновений к ним присоединились и другие женщины Мойсехена. Даже Рената попыталась вступить в хор, хотя какая-то незримая сила утихомирила ее беззвучными слезами. Куплет закончился резонирующей тишиной.

Когда Эолин открыла глаза, маг Кори наблюдал за ней, выражение его лица было непроницаемым среди теней.

Он зажёг черничные свечи и обратил внимание на музыкантов. По его приказу музыка возобновилась, но круг не разорвался. Эта новая мелодия, хотя и незнакомая Эолин, пробудила чувство глубокой памяти.

Ришона и Маг Кори двинулись в центр зала, где танцевали друг вокруг друга, элегантными движениями рук увеличивая пространство между ними. Обмен был тонким, но чувственным. Воздух стал таким наэлектризованным, что Эолин почувствовала покалывание на коже. Они повторили движения трижды, прежде чем довести танец до напряженного конца.

Ришона удалилась, и маг Кори протянул руку Эолин.

Инстинкт заставил Эолин отступить, но Адиана повернула вспять движение твердой рукой на пояснице Эолин.

— Маг Кори, я не знаю этого танца, — сказала Эолин, спотыкаясь. — Я не могу этого сделать.

Он взял ее за руку и притянул к себе. Его голос был низким и таким уверенным, что ее пробрала дрожь.

— Этот танец у тебя в крови, Сара. Она стара, как земля, на которой мы родились. Все, что нужно сделать, это следовать музыке всем сердцем.

Как и обещал маг Кори, Эолин вспомнила. Шаги пришли к ней, каким-то образом неслись на плавных волнах богатой музыки, в медленном сердцебиении холодной зимней земли, в остром огне сущности Кори, в шепоте духа мертвых маг.

Интерпретация обряда Эолин, хотя и не такая искусная, как у Ришоны, несла в себе естественное выражение их веры. Движение удобно облегало ее, как излюбленный старый плащ с мягкими теплыми складками.

В другую эпоху Кори и Эолин могли бесчисленное количество раз участвовать в подобных обрядах, он как Маг, а она как Мага. Теперь все, кто смотрел, думали, что маги больше не танцуют в Мойсехене. И все же Эолин почувствовала, что наконец-то полностью раскрыла себя перед Магом Кори, и обнаружила, что ей все равно. Это казалось небольшой ценой в обмен на этот момент, за ощущение общей магии на кончиках ее пальцев, за постоянный жар его серебряного взгляда, за мимолетное видение того, как он может ответить на ее ласку.

Когда они закончили, Эолин удалилась, а Хелия присоединилась к магу в качестве его третьего и последнего партнера. Хотя Эолин не видела танец до этой ночи, мага знала, что он закончится здесь, с Хелией рядом с ним, сверкающей, как звезды на фоне черной зимней ночи. Последние ноты песни резонировали с оконными стеклами. Затяжной жар танца поднялся вокруг Кори и Хелии, словно яркое облако. Они закончили страстным поцелуем.

Люди разразились аплодисментами, смехом и громкими требованиями музыки. Когда музыканты согласились, гости продолжили танец. Маг Кори взял Хелию под руку, и они отправились на ночь.

— Что теперь скажешь о его «особом интересе»? — спросила Эолин Адиану, глядя, как они уходят.

Адиана пожала плечами.

— Их союз сегодня вечером — это подношение удовольствия, предназначенное для благодарности богам. Это не то же самое, что влюбиться. Совсем не то же самое.

Эолин раздраженно вздохнула, но подавила желание поправить Адиану. Время благодарения наступало утром, когда бледный свет зари возвещал о возвращении солнца. Общение между Хелией и Кори, если оно действительно священно по своему аспекту, должно было служить совсем другой цели, помогая освещать путь солнца во время его опасного пути домой.

Но зачем спорить о нюансах старинных обрядов? Слова ее подруги, возможно, вызвали гнев Эолин, но не Адиана была источником ее недовольства.

Адиана присоединилась к танцорам и поманила Эолин следовать за ней, но мага воздержалась. Беспокойство вторглось в ее вечер. Все казалось неуместным, включая ее личность. Призвав Зимнюю Лису для невидимости, Эолин забрала свой плащ и выскользнула за дверь, надеясь, что знакомая лесная компания принесет немного покоя.

Ночь приняла Эолин холодными объятиями. Горстка звезд пробивалась сквозь облака над головой. Свежий снег заглушал ее шаги и звуки праздника, навевая воспоминания о мирных зимних ночах с Геменой.

Как удивительно, думала теперь Эолин, что общества одной женщины было более чем достаточно на столько лет, в то время как общество всех этих людей оставляло ее одинокой и неполноценной.

Эолин миновала Старую Пихту. Морозный ветерок пронесся по ее высоким ветвям, разгоняя резкий аромат хвои. Дерево говорило на диалекте, который Эолин не могла понять, пока она с большим удивлением не осознала, что это шепчет язык металлов.

Повязка, подаренная ей Ахимом, ответила серебристым шипением.

Эолин ахнула, когда украшение развернулось и по спирали двинулось к ее запястью. Серебряный дракон вылез из ее рукава и свернутой спиралью лег на ее ладонь. Он поднял голову к дереву, словно в безмолвном ожидании.

Они долго говорили, Старая Пихта и серебряный змей, но Эолин не могла их понять. Несмотря на свое умение обращаться с ножом, она так и не овладела языком металлов.

Опустив голову, браслет расплющился в трехъярусный виток, в центре которого появилась единственная светящаяся точка. Затем украшение соскользнуло с ее локтя и обвилось вокруг ее руки, остановившись на своем обычном месте.

Эолин обхватила ладонями яркий подарок, который он оставил после себя, и ее удивление сменилось благоговением. Прошло много месяцев — для нее это казалось вечностью — с тех пор, как она держала в руках белое пламя магии. Она поднесла его к губам и прошептала: «Потворствуй этой моей фантазии».

Эхекат, нэом энте.

Она взращивала огонь своим дыханием, пока он не засиял, как утренняя звезда. Затем она направила светящуюся сферу на самые высокие ветви Старой Пихты, где она вспыхнула тысячей крошечных огоньков, мерцающих среди укутанных снегом ветвей.

Эхуки.

Эолин наслаждалась красотой сверкающего дерева и богатым ощущением волшебства, текущего по ее венам, дольше, чем, возможно, было благоразумно.

Снег начал сыпаться с неба. Ледяные пальцы зимы пронзили ее плащ. Не желая расставаться с магией, Эолин тем не менее позволила белому пламени исчезнуть.