Ниенна. Благословленная Смертью - Наталья Борисовна Русинова
— Дедушка! — ахнула Ниенна, поднимая голову. — Вы живы?
И осеклась, поймав взгляд лежащей на ее груди трехцветной кошечки. С виду самая обычная сельская мышегонка, вот только глаза ее сияли, словно изумруды. А шерстка под пальцами едва ощутимо потрескивала, ну точь-в-точь искусственно созданные молнии в их алхимической лаборатории.
— Живы, лапушка, живы, — ласково улыбнулась кругленькая румяная старушка в цветастом платке, ставя на стол кружки с молоком и блюдо с ещё дымящимися оладьями. — Вставай, три дня уже спишь, оголодала, небось…
— Как три дня? — подхватилась с места Ниенна. Кошка едва успела приземлиться рядом на лавку. — А ребята наши? Ушли, что ли?
— Ушли, — кивнул дед Ероха, неспешно макая оладушек в блюдце со сметаной. — Их колдун-некромансер, учитель ваш, в столицу забрал, вместе с молодым баричем. Валькирию-полукровку только оставил, за тобой присматривать. Конечно, хотели они и тебя унести, хоть и спящую, да на руках, мы воспротивились. Отдых тебе всяко сейчас важнее, чем Академия с ее пыльными книжками…
Ниенна изумленно помолчала — а затем выкинула все дурные мысли из головы и цапнула за румяный бок ближайший оладушек. В самом деле, куда торопиться теперь? Несчастье свое не проспишь в любом случае, как бы не хотелось.
Они с дедом и бабой, репяными хранителями, сидели в добротной избе, чьи стены были сплошь увешаны пучками разнообразных трав. Пахло хорошо, как в предбаннике или в оранжерее противопростудных растений в Академии. В распахнутое окно с улицы доносились веселые птичьи трели. На краю большого стола, где жена деда Ерохи накрыла завтрак, точила зажатый в лапках сухарик мышь. В соседнем углу на узорчатом сундуке уже знакомая трехцветная кошка намывала языком затылок огромному черному коту. Тот блаженно жмурился, и казалось, что от его урчания трясется весь дом. Или же он просто покачивается сам по себе из стороны в сторону?..
Стоп.
— Мы что, в избушке Улиты? — ахнула Ниенна. — То-то я чую, будто шатает ее. Она ж на курьих ногах!
— В ней самой, — кивнул дед Ероха. — Сама понимаешь, милая, неуютно нам в человеческом теле, уж больно плотные и тесные они для нашего естества. А Улита в двух мирах одновременно живет, как любая лесная ведьма. Вот и поселились мы здесь пока, за зверями присмотреть. Улитушка-то в глухомань отчалила на время, Костея своего ненаглядного поднимать из мертвых. Некромансер ведь его первым упокоил. А потом, как вернется, дальше и выше пойдем. Оттуда и приглядывать за людьми сподручнее, и сил у нас там больше копится…
— Они не натворят дел в округе, с Костеем-то? — встревожилась Ниенна. — Начнут трупы из земли на пару поднимать, с них станется, с чернокнижников.
— Та брось, — отмахнулся добродушно старик. — У Костея душа в утином яйце лишь держится, какой с него вояка? Он в полную силу войдет лет через триста, не раньше, ежели доживет. Да и мы за ними присмотрим, чтобы не озоровали. Молодые ишшо, глупые, глаз да глаз нужен…
Ниенна закрыла рот и потянулась за следующим оладушком. Ну их в Бездну всех, чародеев да героев сказочных, голова лопнет о каждом думать да гадать, что из написанного в детских книжках на самом деле правда!
Насытившись, некромансерка поблагодарила хозяев и вышла на улицу, где неподалеку, у самой опушки леса, Герда учила круглощекую и румяную внучку-хранительницу стрелять из лука. Судя по косой деревянной мишени, что была дырявой, как решето, учила не первый час и даже не первый день.
Гуси-лебеди всей стаей сбились под избу и сидели меж курьих ног тихо-тихо, даже крыльями не хлопали. Видать, промазывали девицы чаще, чем попадали. Или же гуси боялись дремлющего на крыльце огромного пса, по виду способного задавить волка, а водоплавающую птицу — и вовсе освежевать на месте?
Зато были хорошо слышны разговоры вполголоса, то и дело перемежаемые смешками.
— Ты ему приглянулась, этому смешному чернявому парню. Я мысли его читала, он о тебе только и думает.
— Вячко, чтоль? Да ну его к лешему! У него разговоров только об урожае репы да о разводе телят на убой! Скучный он, ни книжку почитать, ни морду кому-нибудь в кабаке набить. И вообще, мне телят жалко, они ж махонькие…
— А людей не жалко? Он же, того и гляди, сватов в Академию к тебе зашлёт.
— Да чур меня! Хорошо, что сказала, надо мозги ему перед отбытием прочистить, чтобы и дорогу к Академии забыл… Ниенка, привет!
Герда радостно обняла подругу.
— Ты как? — с тревогой заглянула валькирия Ниенне в лицо. — Что произошло-то? Альбрехт в ночь, как некромансера одолели, вернулся с репища злой, как собака цепная. Троицу свою боевую по очереди в бочку с холодной водой головами макнул, чтобы протрезвить, значицца. Эдгара только не нашел, тот заблаговременно с девками в амбаре заперся. Сказал, кто к завтрему трезвый, как стекло, не окажется, тому на охране ворот Академии неделю стоять, с перерывом на сон и еду. А потом меня в сторонку отозвал и попросил за тобой присмотреть украдкой. Но издалека, трогать и спрашивать запретил, мол, выплачется — сама расскажет. А я искать тебя кинулась и только под утро нашла, спящую беспробудным сном, и хранителей шестерка рядом…
— Мальчики красивые ушли, с ними рыжая целительница и толстый барин; — подтвердила стоящая рядом репяная внучка. Девка как девка, только вот глаза тоже сияют, словно камни драгоценные. — А тот, что краше всех, велел глаз с тебя не спускать, видать, переживает…
«Это же она об Альбрехте говорит!» — сообразила Ниенна, и впервые порадовалась вечной бледности и отсутствию хоть какого-то румянца на щеках. Ибо стыдно за произошедшее было непередаваемо, ходила бы красная, как помидор, до окончания учебы!
— Вот честное слово, не знала бы вас — непременно подумала, что вы целовались, с пары стаканов медовухи-то. А теперь вам обоим стыдно, — некстати заржала Герда, и осеклась, увидев выражение лица подруги. — Мать моя валькирия, ты серьезно?! Ниенка, ты чем думала?!
— Хмельной головой, — буркнула некромансерка в ответ, а затем набралась смелости и призналась. — И я едва его не убила.
Девицы замолчали. Лишь было слышно, как шумит трава под невидимыми пальцами шаловливого ветерка, как стрекочут сверчки, обещая на завтра жару, и как тихо и укоризненно гогочут под избой гуси-лебеди.
— А пойдёмте к дедушке с бабушкой! — вдруг сказала внучка. На ее хорошеньком округлом личике не мелькнуло и тени печали. — Они у меня умные, тыщи лет живут, неужели ничего не посоветуют?
*
Разговор был длинным, почти до самого вечера. Но с каждым часом
