БЧ. Том 6 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Не обращая внимания на диагнозы, которые Гоша начинает сам себе ставить, надеваю дурацкую корону себе на голову. Теперь я вижу тысячи нитей, ведущих к марионеткам. Достаточно подергать за любую из них и сказать, что нужно делать. Сразу же человечек примется исполнять приказ. Границ вседозволенности нет. Законопослушный гражданин запросто может угнать машину. Верная жена — изменить мужу. Любящая мать — бросить ребенка под автобус. Будь мы в компьютерной игре, было бы забавно. Но это реальные жизни, которые носитель Короны способен растоптать даже не словом — одной мыслью.

Что ж, поиграем в Бога наоборот. Я отзываю уже розданные приказы. Многие бойцы, насильно засунутые в дружины, армию и спецподразделения, с удивлением понимают, что им никогда не нравилось бегать с автоматом, а вот рисовать маслом или играть на саксофоне, например, — ещё как. Вынужденные шпионы бросают стричь газоны под окнами глав родов или натирать швабрами паркет у дверей высокопоставленных офицеров. Я рву нити, сковавшие судьбы людей. Корона теряет свою власть, которую поддерживали многие века дегенераты, как Рудковский. Теперь железка лишилась армии. Осталось покончить с ней наверняка.

Снимаю Корону, подкидываю в воздух. Пара взмахов Когтей, и синие обломки сыплются на пол. Артефакт обесточен, в нем больше нет скоплений живы. И не будет. Даже если сплавить вместе обломки, каналы уже не соединить.

Глядя на эту сцену, Гоша вдруг падает на колени. Смотрю в его пораженное лицо. Гоше крышка, и психопат это только что понял.

Аяно отводит клинок от дрожащей шеи царевича:

— Думаю, ты сам хочешь это сделать, дорогой, — кровожадно улыбается японка.

Почему-то не горю желанием. И это странно. Нет бешенства, которое обычно испытываю, когда дарую возмездие врагам. Гоша пытался убить Лену, погубил сотни невинных, собирался пустить отравляющий газ на мегаполис. Мне даже становится…нет, не жаль, а стыдно. Ведь это чудо в перьях отчасти создал я сам. Я свел его с ума, хотя он всегда и был говном-человеком, этого не отнять.

— Хи-хи, как же жестоко я ошибся, — качает головой Гоша. — Меня погубило самомнение. Кручу, верчу, обмануть хочу, хи-хи… Я думал, что раз падаю в бездну рассудка, то смогу победить тебя. Но ведь сам ты достиг ее дна, так ведь? Что там, Перун? Что на дне?

Аяно во все глаза смотрит на сумасшедшего:

— Он тянет время. Продлевает последние минуты.

— Аднака, ви далга, — заглядывает в цех Али, за ним подтягиваются остальные. — Мы спаслы Москову иль нета?

— Спасли-спасли, — отворачиваюсь от Гоши на коленях. — Кожеголовый, гордись собой.

— Урась, — оскаливается мутант и кивает на психа. — А чегась этат живай?

— Вот и исправь, — я пропускаю широкого здоровяка и выхожу из сейфа.

— Эй! — Аяно догоняет меня. — Перун, уверен? Он столько нам трепал нервы. А ты его животине отдаешь?

— Да пофиг, — пожимаю плечами. — Достало мараться.

— Что на дне, Перун, хи-хи? — кричит мне в спину Гоша. — Что на дне?… Кххх….А-а-а-а-а!

Слышится хруст переломанных шейных позвонков. Эхо истошного визга отдается об железные стены сейфа и вытекает наружу:

— Что на дне-е-е-е, ха-а-а-а-а!

Этот крик заставляет обернуться на тени прошлого, что меня никогда не оставят. Души почивших. Армады воплощенного ужаса. И огромная гора с дымящейся вершиной.

— Жар Эразина, — тихо говорю. — Вот что.

Раздается громкое чавканье. Матюгнувшись, Аяно вдруг бросается обратно в сейф, глаза ее метают молнии:

— Али, быстро выплюнь голову!

— Но Перуну разряшил!

— Али! Не буди во мне дракона!

— Лядно-лядно… Пьфу-у-у! Тока пажавать успил.

— Вот и хватит, теперь выметайся из сейфа. Хватит облизываться на этого дохлого!

— Идю-идю.

— Будешь послушной паинькой — на базе получишь ящик с протухшими яйцами.

— Урася!

Гоша думал, что его жизнь — трагедия, а оказалось. недожеванный ужин.

До рассвета еще далеко. Зал клуба Военных игр погружен во тьму. Аделина Алмакаева подходит к включателю, щелкает опущенный рычаг. Пышногрудая татарка оглядывает грустным взглядом маты и снаряды. Ее время работы тренером в этом прекрасном месте закончилось. Больше Бородова не потерпит у себя под боком ищейку охранки. Это разумно. Но как же здесь было спокойно и приятно! Аделине нравилось наблюдать, как дети впитывали ее знания и, благодаря им, становились сильнее и ответственнее. Один только Бесонов не считал ее авторитетом. Но этому непобедимому мальчишке сам император по барабану.

Вспомнишь чёрта — он и появится.

— А ты чего здесь забыла, тренер? — удивленно садится на матах Артем. Он разлегся посреди зала, заложив руки за голову. Взгляд князя приковывает бюст Аделины — она как раз сняла кофточку, оставшись в одной обтягивающей маечке. Внимание такого великого, пускай и юного, воина очень льстит Алмакаевой, и она на инстинкте распрямляет плечи, так что грудь чуть поднялась.

— Я? — хлопает глазами татарка. — А ты что здесь забыл? Ты же убил царевича Георгия и спас город? Разве не должен сейчас праздновать? — она бросает взгляд на высокую луну за окном. — Или хотя бы отдыхать после тяжелых боев.

— Да разве они были тяжелыми, — отмахивается этот несносный парень и хлопает рядом по мату. — Скорее нервозными. Садись, потрещим.

Аделина не спорит. Не в том она положении, чтобы воротить нос от Перуна. Ведь она шпионка, которую ему ничего не стоит прищучить, и никто ему слово не скажет. Любой дворянин его поймет. А Департамент полиции притворится, что их сотрудницы никогда и не существовало. Перун и так может выставить полицаям огромные претензии за проект «Пересмешник».

Эти мысли проносятся в голове, когда татарка уже примостила спортивную попу рядом с Перуном, а он, не стесняясь, приобнял ее за талию и прижался щекой прямо к ее груди. Вот наглец! Аделина сидит ни жива ни мертва и лишь молча хлопает возмущенно ртом. Молча — потому что жить-то тоже хочется.

— Эх, Дели, хорошую ты подушку принесла, — Перун трется лицом прямо об ее соски, обтянутые майкой. — Ммм…затвердели.

«Это от страха, болван!» — хочется Аделине крикнуть, но инстинкт самосохранения оказывается сильнее женского возмущения.

Перун продолжает купаться носом в ее дынях, мужская рука, сжимающая талию, опускается все ниже и ниже, и уже слегка поглаживает ягодицы сквозь брюки.

«Да он же таким темпом меня сейчас трахнет! — озаряет татарку. — На матах в спортивном зале!»

Не то, чтобы она была совсем против. Шорканья Перуна ее достаточно завели (руки что ли у него заколдованные?). Да и, после близкого знакомства с телом Аделины, этот пацан может соблаговолить к ней, не просто пощадить, а даже оставить в тренерах. Но что это будут за отношения? Он начнет пользоваться ею в любое время, когда заблагорассудится? Аделина же хочет быть не подстилкой, а тренером!

— Ммм…Артем, так чего ты здесь забыл? — выдыхает Аделина. Все же у этой машины убийства настоящий дар — возбуждать тычками носа.

Перун резко отстраняется, татарка даже чувствует какое-то разочарование, но быстро прогоняет вражескую мысль.

— Да просто только здесь я жил как обычный школьник. Тренировался, готовился к соревнованиям, муштровал команду. Только здесь меня не доставали мысли о демонах.

— Так возвращайся в лицей, — улыбается Аделина, кося взглядом на покинувшую ее попу руку. Эти горячие касания были такими сильными и мужественными… черт! — Уделяй немного времени обычной школьной жизни. Хотя бы капельку. Думаю, демоны не будут против.

На ее шутку Перун грустно усмехается.

— Разве что капельку, — он хлопает по матам. — Решено, завтра мы возвращаемся в лицей.

— Мы? — сердечко Аделины стучит, как бешеное.

— Ага, тренер Алмакаева, — кивает мальчишка, этим обращением вдохнувший в нее вторую жизнь. — Только с агентурой отныне покончено, тебе ясно?

— Конечно, — быстро кивает татарка. Она готова зацеловать Артема и сдерживается из последних сил.