Королева яда (ЛП) - Мерседес Сильвия

Фендрель стиснул зубы.

— Риск слишком велик, — сказал он. — Она могла легко и пробудить ведьму, и убить ее.

Холлис посмотрела на него, его оправдание звенело ложью в ее ушах. Она знала правду: он не хотел, чтобы его решение — решение, которое создало все это — оказалось недостаточным. Он столько лет убеждал себя, что его ложь была во благо этому миру. Что ложь могла стать правдой. Лучше было Жуткой Одиль оставаться подавленной под его проклятием, чем умереть. Потому что он был Фендрелем ду Глейвом. Он не мог ошибаться.

Они ехали в тишине по окаменевшему лесу, окруженные красными капюшонами, направляясь в Дулимуриан. Так они ехали сражаться с Одиль двадцать лет назад. Только тогда с ними были двести других венаторов, вооруженных атакарой.

Наконец, Холлис спросила:

— Почему ты просто не убил ее? Она была уязвима. Ты мог много раз покончить с ней. Почему оставил ее живой? Зачем вызвал каструм, устроил проверку?

Фендрель повернул голову и посмотрел на нее. Его стальной взгляд выдерживал ее взгляд.

— Для тебя, — сказал он. Словно этот ответ был очевидным.

Холлис уставилась на него.

— Она была твоей. Твоей ученицей, твоей протеже. Я думал, что ты переживала за нее. Я думал… — он тряхнул головой и посмотрел вперед. — Я думал, ты захотела бы, чтобы я спас ее душу.

Что она могла сказать? Что могла думать? Как могла ответить?

Она заметила на его лице миг ужасной правды: Фендрель еще любил ее.

Он любил ее достаточно, чтобы сжечь Айлет заживо ради нее.

Горечь подступила к горлу, Холлис посмотрела на Айлет. Они держали девушку в центре маленького отряда, где она была лучше защищена. Но Холлис видела другое. Она видела Гвардина, короля, каким она его знала, юного и золотоволосого, сильного и верного старшему брату. Такими были они все. Но их верность появилась не из ничего. Нет… она росла из любви Фендреля к ним. Глубокой любви, которая била из глубин его сердца фонтаном, захлестывая их потоком.

Она подумала о Террине и Герарде — ученике Фендреля и его племяннице, теперь юношах. Старший, темный, строгий и полный силы. Младший, красивый и золотой, полный добра. На них были следы пальцев Фендреля. Они знали? Узнавали его влияние в их жизнях? Они, как она, Гвардин и вся армия Избранного короля до них, знали правду, но все равно поддавались его воле?

Они понимали, как ужасно было, когда тебя любил Фендрель ду Глейв?

Холлис глубоко вдохнула… и вдруг заметила, каким густым стал воздух. Атмосфера была мрачнее, чем должна быть в этот час, солнце оставалось высоко над головой. Фендрель остановил лошадь, его голос разнесся среди каменных деревьев:

— Стойте!

Всадники послушались, повернулись к нему в седлах. Морщины были на лице доминуса. Он вдохнул, выдохнул, а потом тихо выругался. Качая головой, он посмотрел на отряд.

— Великий барьер пал, — сказал он.

Недовольный шепот зазвучал среди эвандерианцев. Сердце Холлис сжалось. Если Фендрель был прав — а она знала его и не сомневалась — то ничто не удерживало теперь Ведьмин лес. Эта тьма в воздухе была обливисом, льющимся в мир смертных.

— Дышать опасно, — продолжил Фендрель. — Обливис в теле сделает вас податливыми контролю.

Контролю Одиль. Она повелевала стихией, как никто другой.

Эвандерианцы — все как один — вытащили из седельных сумок маски, которые подготовили для пути. Фендрель вручил Холлис запасную, забранную у одного из павших охотников, не сказав ей ничего. Холлис надела ее на лицо. Это ощущалось знакомо. Она была в похожей двадцать лет назад, когда билась с Одиль. В конце длинного клюва были раздавленные лепестки календулы, и они служили фильтром от запаха обливиса.

Надев свою маску, она помогла Айлет с ее, ведь девушке мешали оковы на руках. Айлет не смотрела ей в глаза. Сердце Холлис сжалось с болью, но она отогнала ощущение. Не было времени на боль между ними. Не сейчас. Их ждала работа.

— Мы оставим лошадей, — голос Фендреля звучал пусто через клюв маски. — Они только сделают нас уязвимыми.

Отряд спешился. Венатор Кефан повел их, с помощью Дикой тени следя за окрестностями. Они шагали по окаменевшему лесу. А потом… Холлис глубоко вдохнула, ощущая запах календулы. Там был уже не окаменевший лес. Они шли среди живых деревьев, раненых и страдающих. Из ран стекала жижа по кривым стволам, их ветки сплетались плотно, словно они держались друг за друга. Сплетшиеся ветви не давали видеть небо.

* * *

Я открыла глаза.

Я снова стояла в зале совета Аглы, окруженная главами каструмов. Великая Вандериан стояла в нескольких шагах от меня, ее лицо было маской ужаса, рот раскрылся, глаза были огромными.

Я опустила взгляд и увидела кольцо дротиков с черным оперением вокруг меня на полу. Венаторы, скрытые на балконах над сидениями совета выстрелили, пытаясь убить меня во время моего боя с короной. Они верили, что я проигрывала, что я не справлялась.

Но я, не зная этого, поймала каждый опасный дротик, сломала пополам и бросила на пол вокруг себя ровным кольцом.

— Одиль ди Мовалис? — прошептала великая Вандериан, словно не знала, кто смотрел на нее моими глазами. — Это ты?

— Да, — ответила я. Обливис вылетал из моего рта в воздух, пока я говорила. — Это я, — я улыбнулась и подняла правую руку, направляя ладонь на ее сердце.

Я убила их всех. Одного за другим. Жестоко. Я поймала их души — тени и смертные — и, когда Прибежище открылось, швырнула их, обрекая на страдания. Когда они умерли, я повернулась к залу и послала заряды облидита в стены, пока все строение не посыпалось на меня, пока я не оказалась в центре развалин. Сила пульсировала в моих венах.

Я отправилась в путь на следующий день, вернулась в каструм. Там я совершила еще одно очищение. Сначала домина Дарканд. Да, она смотрела мне в глаза, а я убила ее, и она знала, что видела воплощение великой судьбы. Когда она была мертва и изгнана, я напала на остальных — венаторов и фасматоров, посвященных и новичков. Всех.

И когда моя работа там была закончена, я отправилась к Цитадели Богини и сравняла ее с землей.

ГЛАВА 20

Королевская дорога пересекала холмы вокруг Дулимуриана, поднималась по склону. Одиль шла первой, не запинаясь. Инрен едва поспевала. Хоть ее богиня набиралась сил с каждым вдохом обливиса, Инрен ощущала, как ослабевала все сильнее с каждым ядовитым вдохом. Обливис останется на ее костях, сделает их слабыми, как масло, если она так продолжит.

Они приблизились к вершине холма, Инрен замедлилась от усталости и сомнений. Она знала, что увидит на вершине. За четыре года плена в Ведьмином лесу она ни разу не посмела зайти так глубоко, держалась окраины, ближе к Барьеру или рекам. Ей не нравилось смотреть на разрушенный Город Новой Богини. Она предпочитала помнить его бывшую роскошь.

Но Одиль шла вперед, отрываясь все сильнее от оставшегося лейтенанта. Инрен увидела, как она добралась до вершины, замерла… так замерла, словно стала столпом из облидита.

Инрен взяла себя в руки и ускорилась, поспешила за королевой. Это тело было не таким высоким, как Одиль, и ей пришлось выглянуть из-за плеча королевы. Ее глаза расширились, когда она посмотрела на панораму внизу.

Могучий идол Одиль остался там, упал на колени, но спина была прямой, ладонь тянулась к небу, заметная среди деревьев на двадцать миль вокруг. Когда-то он стоял на широкой круглой платформе из облидита, которая была на высокой многослойной груде высоко над городом. Эта платформа потрескалась, лестница была сломана.

Город шел кругами от статуи, и пять дорог, которые Одиль привела к статуе, раньше напоминали звезду. Но четыре дороги были разбиты, их проглотил лес. Только одна, которую восстановила Одиль, была еще видна.