Очкарик (СИ) - Афанасьев Семён

— Хренасе… — от хумана пахнуло уже не удивлением, а полноценным изумлением вперемешку с ноткой секундного испуга.

Асем хихикнула, поворачивая голову и уже не скрывая, что наблюдает за собеседником:

— Расслабься! Всем ты хорош, как товарищ; только запахов не различаешь! Что, в свою очередь, влияет на наше с тобой общение: я тебя понимаю полностью и даже порой до того, как ты что-то сам окончательно решишь. Вот сейчас, например, ты удивился и подавил в себе испуг … А ты в ответ ориентируешься только на мои слова; а я ведь могу и пошутить. С серьёзным видом.

— У нас называется, разговор слепого с глухим, — кивнул Вадим через пару ударов сердца, осмысливая её мысль. — Я тебя понимаю. Мои запахи частично выдают тебе мои мысли. Несут для тебя часть знаний обо мне, по-нашему информация. Эта информация дополняет мои слова.

— Угу. А в ответ, с моей стороны для тебя полная тишина, — продолжила веселиться орчанка. — Фу-ф. Этот труп был последним… Что дальше по плану? Может, Асылу поможем? А то не удобно получилось, — она смущённо покосилась в сторону построек караван-сарая.

— А что я не так сказал? — моментально завёлся на ровном месте человек. — Где я хоть на волос покривил душой или что-то неправильно оценил?!

— Ты нервничаешь потому, что тебе это всё тоже неприятно, — заключила орчанка, усаживаясь прямо на песок и поджимая ноги. — Ты всё правильно ему сказал, оттого ему и обидно. Правда же всегда больнее ранит, ты не знал?

— Знал. Только не думал, что в такие моменты надо выбирать слова… — словно проколотый в двух местах бурдюк, тут же сдулся хуман.

— Слушай, я сейчас, может, что-то не то скажу, но…, - Асем воровато оглянулась по сторонам. — Нет, с такого расстояния даже он не услышит… Так вот! Мне кажется, ты зря в нём искал поддержку своим мыслям: он не воин. Ни по духу, ни по образу жизни. Он вон, даже осесть решил, плуги запасать начал!.. Ему есть, что терять, понимаешь?

— Понимаю, — человек опустился на песок рядом и сорвал одинокий стебелёк, невесть как пробившийся на песчанике. — Оседлого земледела гораздо проще запугать, потому что его легче найти и ограбить. Тот, кто пашет землю, по-любому вынужден или стоять насмерть за свою делянку, или договариваться с тем, кто сильнее.

— Да. А у нас, я о кочевниках, всегда существовала третья возможность: откочевать…

За некоторое время до этого.

— Ағай, не будет ли слишком наглым с моей стороны попросить тебя протереть свои глаза и раскрыть их пошире? Война на уничтожение уже идёт! Те правила, а которых ты сейчас так трясешься, уже давно не работают! — человек, демонстративно сложив пустые ладони на дастархане в хозяйский покоях, невежливо сверлит взглядом хозяина дома.

— Всегда можно что-то придумать, если не торопиться, — стоит на своём Асыл.

Хотя лично Асем чувствует, что на самом деле он думает иначе. Но Вадим — не она. Эх-х-х.

— Ты что, не видишь, что на твоей земле, в твоём доме, чужаки нападают на женщину одного с тобой народа?! А ты уже искренне боишься её защитить?! — похоже, хуман решил вежливостью не заморачиваться. — Я, может, чужак; и что-то понимаю неправильно. Поправь меня?! Где я ошибся?! Ё…

Асыл только сосредоточенно сопит, отводя взгляд.

Сказать по правде, Асем понимала: он в один миг расстался и с детьми, и с какой-никакой, но женщиной, их ему родившей. С которой больше десятка лет прожил вместе.

За такой срок душой друг к другу можно и присохнуть, даром что его жена — гнусная орквудша…

— Вот пока ты молчишь, вместо тебя на её защиту поднимаются твои дети, которые не такие взрослые! — продолжает безжалостно чеканитьф Вадим. — Они, по молодости лет, о твоих высосанных из пальца правилах не подозревают. Потому без затей и восстают против несправедливости! Дети вообще очень тонко чувствуют несправедливость… — перевёл дух Вадим.

Асыл, не говоря ни слова, молча поднялся и вышел из помещения.

— Пошёл гостями заниматься, чтоб с тобой, как с гостем, не ругаться, — перевела Асем происходящее в понятные хуману категории.

Вместе с оттащенными в степь трупами, человек прихватил с постоялого двора и свой рюкзак. Сейчас он потянул его к себе и принялся в нём возиться, словно что-то разыскивая.

— Надеюсь, ты не решил двинуть дальше один и пешком? — на всякий случай уточнила орчанка, разваливаясь на тёплом песке и усилием воли расслабляясь.

День было непростым, и дальше всё будет только сложнее.

— Нет, хочу пока просто оружие почистить. — С этими словами Вадим извлёк комок непонятно чего, завёрнутый в дурно пахнущие для тонкого обоняния Асем тряпки, и принялся орудовать странными предметами над своим малым веслом.

Ей было лень поворачивать голову, чтоб следить за его действиями глазами.

— Сколько у тебя осталось этих выстрелов? — не смогла сдержать любопытства кочевница, когда он принялся выщёлкивать непонятные предметы сложной формы из того, что он называл магазином. — И зачем ты это делаешь?

— Затем, что этот мир погубит коррупция, — хохотнул в ответ человек очередным непонятным словом. — Ладно, чтоб понятнее. На складах, где это всё хранится, сколько денег ни выделяй, всё равно ничего нормально обновляться не будет.

— Кладовщики потратят деньги на себя вместо содержания вещей?

— Можно и так сказать… Если магазин оружия уже в возрасте, его пружина подсаживается. И хранить его в снаряжённом виде — это рисковать, что в бою заклинит. Мне часть магазинов набросала братва, когда уходила за поворот. Я их лично не проверял; вот сейчас и смотрю, попутно сортирую: какие новые, какие старьё… — в этом месте человек осёкся, словно сказал что-то лишнее.

Асем понимала, что женщина вообще не должна задавать вопросов в такой ситуации. Но любопытство в итоге победило:

— Где-то ещё есть такие же воины, как и ты? Которые вооружены точно также, умеют столько же, и тоже могут говорить на нашем языке?

— Вообще-то, это я сейчас говорю на их языке. — Развеселился отчего-то хуман. — Этот язык в моей стране является государственным, мой родной язык отличается, потому что другой. Но мои товарищи не здесь. Под этими звёздами, из всех я точно один. — Несмотря на то, что вздохнул он почти неслышно, чувствительное ухо кочевницы ему обмануть не удалось.

— Жаль, — следом вздохнула и она. — Было бы хорошо, если бы такие, как ты, помогли нам. Тем более, говоришь, ты сам из государства орков. — Она бросила наугад пробный шар, но без результата.

В этом месте Вадим только хрюкнул, продолжая орудовать инструментами над своим малым веслом.

А Асем не стала настаивать: придёт время — он сам всё расскажет. В том числе, о том, в каких это краях есть целое государство, где говорят на её языке. Где поют такие колыбельные песни на нём же, что она не знает; и где разумных, судя по повадкам Вадима, не оценивают прежде всего по цвету кожи, разрезу глаз или длине пальцев на ладони.

А хуман в одно мгновение, не раздумывая, может убить своего же хумана, защищая незнакомую и встреченную первый раз в жизни орчанку.

Незаметно для себя, Асем уснула. Когда она проснулась примерно через полчаса, Вадим что-то усердно записывал обломком стебелька на песке, насвистывая себе под нос незнакомую мелодию.

— Чем занят? — спросила она, понаблюдав за ним пару минут.

— Да от нечего делать развлекаюсь, — признался он. — Думаю, что бы делал я, если бы оказался на твоём месте.

— Кстати, да, я тоже хотела тебя спросить при случае, — орчанка заинтересованно перетекла из лежачего в сидячее положение. — Слушай, а если бы ты был орком, ты бы смог их победить?

— Кого? — уточнил собеседник, закусив губу и не отрываясь от чертежа на песке.

— Эльфов, гномов, хуманов. Всех тех, кто пришли к нам с оружием и убивают нас просто за то, что мы есть.

— Пока маловато знаний о вашем мире, — наконец проговорился хуман о том, о чём она и так догадывалась.