Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

Они не имели права сопротивляться, не имели права на жизнь, на существование, права на то, чтобы перечить ему, первому помощнику второго советника… второму советнику первого помощника… второму помощника первому советника… перечить ЕМУ!!!..

Они не могли это делать, они просто не могли это делать не при каких условиях, но чем мощнее и яростнее он бил, давил их и корежил своей волей через кольцо, тем большая доля его ненависти и злости возвращалась к нему, кромсая, калеча, выворачивая на изнанку мозги, выжигая полуослепшие глаза…

Если бы было можно убить покойника, он убил бы на месте их за то, что они делали с ним.

Стражники, позабыв о страхе перед колдуном, долге, уставе и прочей абстрактной суете, бросились врассыпную, в ужасе подвывая, спотыкаясь и падая, сжимая лопающиеся от напора неведомой силы взъерошенные башки с прижатыми ушами…

Непокорную беду, царского сына и второго помощника первого советника теперь окружало только кольцо догорающих на земле факелов и брошенного в панике оружия.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. – рычал маг, раскачивая звенящей и разрывающейся от боли головой, в которой не то шла мировая война, не то гремели праздничные фейерверки по случаю ее окончания, и не замечая, как разбивает в кровь кулаки о камень мостовой. – Вы должны меня слушаться!.. Вы – ничто!.. Я вам приказываю!.. Это ты во всем виноват, лукоморский мерзавец!.. Ты!.. Это из-за тебя!.. И твоего колдовства!.. Ненавижу!..

И тут же – собакоголовым:

– Вернитесь, предатели!.. Всех уничтожу!.. Всех!.. Всех!..

Но это лишь остановило повальное бегство его воинства метрах в ста от театра военно-волшебных действий, но никоим образом не направило их стопы в противоположном направлении.

Взбешенный Сабан, тяжело кряхтя и кашляя, попытался подняться на ноги, не разрывая связи с раскалившимся до боли кольцом, но вдруг его рука наткнулась на что-то острое и холодное, что звякнуло металлом под его прикосновением. Он скосил налитые кровью отчаянно расфокусированные глаза, зажмурился, сморгнул и разглядел: это был меч дезертировавшего вместе со всеми адъютанта.

Опираясь на него как на трость, колдун с трудом встал, нашел слезящимися глазами то, что искал, и неровной подпрыгивающей походкой, что придавало ему сходство с мячиком, уносимым бурной рекой, с диким воплем побежал к лукоморцу, все еще зажатому между двумя удерживаемыми на месте властью кольца умрунами.

На звук шагов Иван с трудом поднял непослушную, пытающуюся разлететься в нескольких направлениях одновременно голову, увидел сквозь муть в глазах несущуюся на него полубезумную тушу с мечом наперевес, рванулся, попытался вывернуться или уклониться…

Но из железного захвата застывших словно каменные изваяния царских гвардейцев так просто вырваться было невозможно.

Сабан, не переставая вопить – тонко, отчаянно, на одной рвущей стекло ноте, которую возьмет не всякая Кабалье – на ходу неумело взмахнул своим оружием, и с мрачным восторгом почувствовал, как клинок нашел цель.

– Ага!.. – всхлипнул и задохнулся он от счастья, и вдруг из глаз его посыпались искры, в голове что-то взорвалось, и изумленный, ошарашенный маг пролетел несколько метров и всей своей двухсоткилограммовой массой с размаху грохнулся о брусчатку.

Раздался смачный треск, словно нетерпеливый пресс, наконец, опустился на многострадальный арбуз – это затылок кипящей от боли и безумия головы колдуна встретился с милосердной мостовой.

– Ты. Не смеешь. Трогать. Нашего. Ивана, – строго склонилась над ним массивная фигура в черных кожаных доспехах и схватила за горло. – И запомни. Меня зовут не Первый. Первый – это порядковое числительное. Мое имя – Кондратий. И я – свободный человек. И поэтому мне плевать на твое кольцо, на тебя, и на твоего жалкого царька. Понял?

Но второй помощник первого советника ничего не ответил, потому что еще за несколько секунд до приближения этого Кондратия его хватил другой Кондрат, который не произносил речей и не признавал переговоров и апелляций.

Гвардеец всмотрелся в молчаливого противника, увидел, что разговор их окончен, не начавшись, и победно оглянулся на друзей.

Но вдруг пальцы его задрожали, сами собой разжались, и он, покачнувшись, застонал и стал оседать на землю рядом с Сабаном.

Из груди Иванова защитника торчал меч.

А из раны толчками выходила кровь.

Кондратий улыбнулся и одним рывком выдернул меч из раны…

Иван почувствовал, как теплые, заботливые руки подняли его с мостовой, поставили на ноги и обхватили за плечи, чтобы он не упал.

– Колдун… – замотал он гудящей как загулявший улей головой и постарался вырваться из цепких объятий своей гвардии. – Где колдун…

– Кажись, кончился колдун, – успокаивающе проговорил ему на ухо обнимающий его человек, и по голосу он узнал Захара. – Его убил Кондрат. И сам погиб.

Царевич подумал, что чары Сабана пока не совсем рассеялись, потому что он еще слышит не то, что ему говорят, а что-то совершенно несуразное, повернулся к говорящему и, морщась, потому что даже звуки собственного голоса заставляли его буйну головушку отчаянно звенеть и кружиться, переспросил:

– Извини, я не расслышал… Кто погиб?.. Колдун?

– Колдун и Кондрат, – терпеливо повторил Захар.

– Кондрат?.. – недоуменно нашел неровным взглядом лицо Захара Иванушка. – Но вы же… он же… – он не любил слова "умрун" и старался избегать его всеми способами даже сейчас. – Как может погибнуть… гвардеец Костея?

Иван почувствовал, как со всех сторон его окружают его солдаты, как его руку жмут их руки – теплые, живые – и очнулся окончательно.

– Умрун, ты хочешь сказать?

– Мы больше не умруны, Иван…

– …И, тем более, не гвардия Костея.

– Мы – твоя гвардия.

– То есть, гвардия Лукоморья…

– И мы теперь настоящие люди.

– Как все…

– …как раньше…

– …как всегда…

– Эй, люди, – тревожно, но весело выкрикнул кто-то из задних рядов, – кто тут не бессмертный – поворачивайся живей! Стража собачья вернуться надумала!

– Пусть возвращаются, – недобро ухмыльнулся Панкрат и последовал совету товарища, на ходу отцепляя от ремня шестопер.

– Потолкуем, – сделал шаг вперед Лука, и в его правой руке в скудном свете умирающих факелов блеснул полумесяц лезвия трофейной алебарды.

Иван не тронулся с места.

– А Кондрат… – пораженный этим известием как мечом, который оборвал едва начавшуюся заново жизнь его гвардейца, он схватил Луку за плечо, пытаясь то ли остановить его, то ли удержаться на ногах, и с мучительным недоумением заглянул ему в лицо. – Этого ведь не может быть… Вы уверены, что он… точно…или…