Роберт Джордан - Восходящая тень

— У меня как-то была такая штуковина.

Найнив, однако, в этом сильно сомневалась. Было изготовлено всего семь таких печатей, и три из них к настоящему времени сломаны, хоть они и из квейндияра. Четыре еще целы, в том числе и та, что у Морейн, но достаточно ли этого, чтобы удержать Темного в Шайол Гуле? От одной этой мысли пробирала дрожь.

Эгинин коснулась ошейника и отодвинула от него подальше браслеты. Если она и испытывала какие-либо чувства, то виду не подавала. Возможно, эти предметы воздействовали лишь на тех, кто способен направлять Силу.

— Это не ай’дам, — заявила шончанка. — Металл другой, к тому же в ай’дам и ошейник, и браслет цельные.

Упоминание об ай’дам покоробило Найнив. Лучше бы Эгинин помолчала. Но, с другой стороны, она ведь никогда не носила браслетов. И отпустила эту несчастную женщину. Несчастную, хотя как раз Бетамин мучила других, еще более несчастных, с помощью ай’дам. Пожалуй, Эгинин выказала больше жалости, чем могла бы выказать Найнив. — Во всяком случае, у этой штуки столько же общего с ай’дам, сколько у меня с тобой.

Эгинин сначала удивленно подняла глаза, а потом понимающе кивнула. Они разные, но обе они женщины. У каждой свой путь в жизни.

— Вы собираетесь и дальше преследовать Лиандрин? — спросил Джуилин. Он сидел, положив руки на стол, и внимательно рассматривал добычу Найнив. — Конечно, плохо, что она осталась на свободе вместе со своими спутницами, пусть даже ей придется уносить ноги из Танчико. Но по-моему, это, — он указал на лежащие на столе предметы, — гораздо важнее. Я всего лишь ловец воров, но, если мне позволено высказать свое мнение, считаю, что эти вещи необходимо отвезти на хранение в Башню.

— Нет! — воскликнула Найнив, да так, что испугалась собственного запала. Так же как и остальные, если судить по их растерянным взглядам. Она медленно взяла со стола печать и спрятала обратно в кошель. — Это действительно надо отправить в Башню. Но вот это… — Ей не хотелось снова прикасаться к черному ошейнику и браслетам. Айз Седай, окажись эти предметы в Башне, способны использовать их так же, как собирались Черные Айя. Надеть на Ранда. Способна ли на такое Морейн? Или Суан Санчей? Кто знает? Во всяком случае, Найнив не хотела предоставлять им такой возможности. — Это слишком опасно. Нельзя оставлять Приспешникам Темного ни малейшего шанса завладеть таким страшным оружием. Илэйн, можешь ты уничтожить эту штуку? Скажем, расплавить? Мне наплевать, пусть даже при этом стол сгорит. Лишь бы уничтожить!

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — слегка поморщившись, сказала Илэйн.

Понимает ли? Найнив была не уверена. Илэйн безоглядно верит Башне, но, с другой стороны, она любит Ранда и верит ему.

Разумеется, Найнив не могла увидеть свечение саидар, но по сосредоточенному взгляду девушки поняла, что Илэйн направляет Силу. Зловещие браслеты и ошейник лежали перед ней. Через некоторое время Илэйн нахмурилась, взгляд ее стал еще пристальнее. Вдруг девушка покачала головой, потом откинулась на спинку стула, нерешительно подняла один из браслетов и тут же, охнув, бросила его обратно.

— Я почувствовала, что… это такое… — Она глубоко вздохнула. — Найнив, я пробовала. От того Огня, что я направила на эти… штуки, расплавился бы молот. Но браслет даже не нагрелся.

Итак, Могидин не лгала. Вне всякого сомнения. Отрекшаяся полагала, что в этом нет нужды, ибо победа все равно будет за ней. И как все-таки ей удалось освободиться? Что же делать с этими вещами? Они никому не должны попасть в руки.

— Мастер Домон, вы знаете самое глубокое место в море? Настоящую бездну?

— Да, — коротко ответил моряк.

Найнив медленно пододвинула ошейник и браслеты к нему:

— Тогда возьмите это и бросьте в море. Туда, откуда никто не сможет это выудить.

Помедлив секунду, капитан кивнул:

— Будет сделано. — И он торопливо спрятал доверенные ему предметы в карман, явно не желая держать в руках вещи, имеющие отношение к Силе. — Я брошу их в глубочайшую морскую бездну. Есть такая возле островов Айл Сомера.

Эгинин хмуро уставилась в пол. Она явно была недовольна предстоящим отплытием иллианца. Найнив не забыла, как шончанка назвала его надежным человеком. А самой Найнив хотелось засмеяться. Дело, можно сказать, сделано. Домон отплывет, и со страшной угрозой для Ранда будет покончено. Ошейник и браслеты упокоятся на дне моря, а они смогут отправиться в Тар Валон. А потом… Потом назад, в Тир, или туда, где Лан Мандрагоран. Встретившись с Могидин, оказавшись на волосок от гибели, Найнив лишь укрепилась в своем желании встретиться с Ланом. С мужчиной, которого ей приходилось делить с ненавистной женщиной. Но что с того? Смогла же Эгинин проникнуться симпатией к своему бывшему противнику и пленнику, да и тот явно посматривает на нее с интересом. Или Илэйн — она любит мужчину, обреченного на безумие. Зачем же самой Найнив отказываться от того, что может дать Лан? Что-нибудь она придумает.

— Спустимся-ка вниз, — предложила Найнив, — да посмотрим, как там «Тера» справляется с работой служанки.

Скоро в Тар Валон. Скоро.

Глава 56. Златоокий

Тишину в общем зале постоялого двора «Винный Ручей» нарушал лишь скрип пера Перрина. Кроме него и Айрама, в помещении никого не было. Стояло позднее утро, и на половицах под окнами растеклись солнечные лужицы, но с кухни не доносилось запахов готовящейся пищи. Во всей деревне не был разожжен ни один очаг, ни один костер.

Лудильщик — порой Перрин сомневался, следует ли по-прежнему называть так Айрама, но ведь человек не перестает быть самим собой от того, что вооружится мечом, — стоял у стены возле входной двери и глядел на Перрина. Чего он ждет? На что надеется?

Обмакнув перо в маленькую чернильницу, Перрин отложил третий лист бумаги и взялся за четвертый.

В дверь просунулся Бан ал’Син. Он беспокойно потирал пальцем свой большой нос.

— Айильцы вернулись, — произнес он ровным голосом, хотя нервно переминался с ноги на ногу. — Троллоки идут и с юга, и с севера. Тысячи троллоков, лорд Перрин.

— Не называй меня так, — рассеянно отозвался Перрин, не отрывая хмурого взора от страницы. Он не умел находить нужные слова, не умел говорить вычурно и красиво, что так нравится женщинам, и писал то, что диктовало ему сердце.

Снова обмакнув перо в чернильницу, юноша добавил несколько строчек:

«…Я не стану просить у тебя прощения за то, что сделал. Не знаю, может, ты и простила бы, но я об этом не прошу. Ты для меня дороже жизни, и не думай, будто я тебя покинул. Увидишь на небе солнышко, знай — это я тебе улыбаюсь. Услышишь, как шелестит ветерок в ветвях цветущей яблони, — это я шепчу, что люблю тебя. Моя любовь останется с тобой навсегда.