Токацин - Западный ветер

Когда-то он был выше ваших Высоких Деревьев.

— Он и сейчас высокий, — сказал Фрисс, пытаясь разглядеть, где заканчиваются ветви лайхала — прозрачные в прозрачном небе. — Тут есть прекрасное дерево из бушующего пламени. Как оно называется?

— Ты видел? — Мираан явно обрадовался. — Это Тоонгара, Огненный Вихрь. Вот их мало — всё-таки у вас холодный мир. Нашим растениям не хватает тепла и Сиджена…

— Даже здесь, в Гиблых Землях?! — удивился Речник.

— Гиблых? — Мираан повторил это слово, будто пробуя на вкус. — Мы называем эту землю Возрождённой. Я родился здесь, я не видел другой земли. Но Кейлирин помнит Лучистую Куйю — и он говорит, что… Вот мы и пришли. Это наш дом — Оксольмен. Те, кто охраняет лес, живут тут. Сейчас, например, я. Куэнн снова смутился. Речник понял внезапно, что Мираан, по меркам их бессмертного народа, ещё юнец, если не мальчишка — ему и пяти тысячелетий не было. Даже юный Куэнн сильнее любого из магов Реки, но всё-таки странно, что ему одному доверили огромный лес… Посреди поляны, в кольце сверкающего лайхала, лежала огромная полусфера, будто вырезанная из желтоватой кости. По её стенам вились причудливые узоры — Фрисс различил изображения змей, туманных прядей, листьев папоротника и многолучевых звёзд. Мираан подошёл к сфере и погладил белую стену. Странное вещество потекло в стороны, как тающий воск, открывая проход для Куэнна и его спутника…

— Никогда не думал, что попаду в гости к Хранителям! — сказал Фрисс, устраиваясь поудобнее — насколько это было возможно в коконе из шевелящихся лоз и огромных листьев. Оксольмен был и домом, и лабораторией Куэннских магов, прорастающие семена, саженцы, черенки занимали его почти полностью, и для самих Куэннов места оставалось мало. Мираан нашёл для Фрисса место в одном из спальных коконов, сам забрался в другой. Ещё остались места для троих Куэннов, если они вдруг заглянут в Оксольмен. У Кейлирина было четверо помощников и учеников, и если в лесу остался самый младший и неопытный, значит — как подумалось Речнику — что-то неладно в Возрождённой Земле…

— Кейлирин в землях знорков, — грустно сказал Мираан. — Все, кто достаточно силён, строят там преграду на пути Агаля. Ты знаешь, что такое Агаль?

— Знаю, — помрачнел Фрисс. — Вы тоже сражаетесь в этом году? Я думал, вы так сильны, что Агаль вам не страшен…

— Вильтаарса Кин-Игхести — ужас многих миров, — броня Куэнна почернела. — Многих она убила, прежде чем мы научились строить преграды. Щит над нашей землёй, щиты над Провалами в землях знорков.

У вас тоже готовятся к Агалю сейчас?

— Да, мы тоже надеемся его пережить, — кивнул Речник. — Если увидишь тех, кто строит сейчас щиты, передай им — мы все благодарны за помощь.

— Когда-нибудь я тоже смогу противостоять Агалю, — задумчиво сказал Мираан. — Когда-нибудь нас станет больше, и вам не придётся сражаться в одиночку с такими силами. Жаль, я мало знаю о знорках и не могу представить, что тебе нужно или может понадобиться. Ты довольно странное существо, Фрисс.

— Мне нужен только путь на запад, — сказал Речник и протянул Мираану кусок Листовика и лакши. — Это еда знорков, попробуй. Куэнн отсыпал Фриссу горсть ягод — полупрозрачных белых, иссиня-чёрных и серо-стальных, похожих на колючие звёзды. Речник ел, не снимая шлема, пропихивая ягоды в едва приоткрытую щель. Вкус был ни на что не похож, но скорее приятен, чем мерзок. Мираан с задумчивым видом грыз просахаренную лакшу.

— Я заметил резной шар среди твоих вещей, — сказал он, откладывая непривычную еду. — Ты из охотников за кровью?

— Я ни на кого не охочусь и никому не хочу причинить вред, — сказал Фрисс и насторожился. — Это подарок одного чародея. Он тоже никого не убивал. Куэнн долго смотрел на Речника и наконец протянул ему радужный шарик размером с ноготь мизинца.

— Это ягода лайхала. Положи её в сосуд — шкурка очень тонкая, она вот-вот лопнет. Ягоды лайхала часто называют «кровью Куэнна». Их тяжело отличить — что по виду, что по свойствам. Я не чую запаха боли от тебя и твоего сосуда, значит, твой маг тоже владел ягодой лайхала…

— Спасибо тебе, Хранитель, — Фрисс бережно спрятал ягоду в костяной сосуд, тот — в сумку, а её — в берестяной чехол. — Эта штука ещё спасёт кому-нибудь жизнь… Лайхал редко приносит плоды, правда ведь?

— Раз в сто лет, — согласился Мираан. — И если при этом… Кажется мне, знорк, что ты уже спишь. Речник давно не спал так крепко, и сны его были странны, но приятны — он плыл по сверкающей многоцветной реке, и она несла его бережно и плавно, качая на волнах. Голоса мертвецов из Гиблых Земель более не преследовали его.

— Никто не поверит мне, что я был в Энсикаат-Линкиле, — вздохнул Речник, выходя на порог Оксольмена. Резная полусфера за ночь перенеслась на другой край леса, и многоцветные деревья шелестели теперь за спиной Фрисса, а перед ним снова простиралась равнина, залитая расплавленным стеклом. Даже Мираан смотрел на неё с опаской.

— Страшно глядеть на убитую землю, — признался он вполголоса. — Мне страшно отпускать тебя туда, знорк. Но я с тобой идти не могу.

Возвращайся к друзьям, Речник Фрисс, и пусть Великая Река никогда не иссякнет!

— Мои друзья далеко, Хранитель Мираан, — погрустнел Фриссгейн, и так невесёлый. — До встречи, Хранитель, и пусть леса Лучистой Куйи поднимутся выше облаков! Пройдя полсотни шагов, он обернулся — Куэнн ещё стоял на пороге летающего дома и глядел вслед. Фрисс ускорил шаг. Если он и доживёт до возвращения на Реку, а Река — до зимы, во владения Куэннов ему уже не вернуться. Слишком сильное излучение здесь, и во второй раз Речнику так не повезёт… Когда Энсикаат-Линкиль превратился в мерцающую полоску на горизонте, Фрисс остановился в тени Лучевого Вала и попытался воссоздать по памяти Твийю — изображение лайхала, пылающей Тоонгары, резного дома, самого Куэнна… Он вздохнул, посмотрев на результат попыток, и развеял все образы. «Мало того, что не поверят, ещё и не расскажу толком!» — с досадой подумал он и пошёл дальше. Страх и отчаяние покинули его — Фрисс понимал уже, что Гиблые Земли отпустят его живым. А дальше Речник сам разберётся.

Глава 10. Чивенкве

Дождевые струи стекали по спине Фрисса, заливали прозрачный щиток над глазами, и Речник стоял неподвижно, жадно вдыхал запах мокрой земли и оживающей зелени. Жухлая низкорослая трава тянулась к воде, почва, мелкая и сухая, как пыль, поглощала каждую каплю мгновенно.

Фрисс даже боялся предположить, сколько веков назад здесь прошёл последний дождь. Будь это в силах Речника, он вызвал бы многодневный ливень — но получился всего один бочонок воды, и почти вся она испарилась, не долетев до земли. Фрисс был жив и почти здоров — только глаза, обожжённые в Гиблых Землях, болели и слезились, да оставила ожог на боку ипроновая шкатулка. Отчего она нагрелась, Речник не понял. Фрисс вылил на шкатулку бочонок воды, она пошипела в высыхающей луже и всё-таки остыла. Второй бочонок он опрокинул на себя — ирренциевая пыль никак не хотела смываться. Он покинул мёртвую равнину, когда солнце близилось к зениту. Поле расплавленного стекла осталось позади, хотя осколки его ещё блестели в пыли. Сквозь иссохшую почву пробивалась белесая и желтая трава — мекха, насколько можно было понять. Мекха, изувеченная лучами и засухой до неузнаваемости, крохотные колючие шарики Менси и жёлтая поникшая геза, трава засушливых степей. Фрисс не знал, откуда все эти растения берут влагу, но видеть их было приятно. Лучистая пустыня кончилась, началась обыкновенная, а это уже не так страшно. На горизонте виднелось тёмное пятно — развалины чего-то огромного, явно построенного до Применения. Фрисс усмехнулся, кивнул своим мыслям и пошёл к руинам. Судя по всему, там лежал Старый Город, один из десятков Старых Городов Аркасии. Его следовало перерыть сверху донизу. Где ещё искать Старое Оружие, как не в Старом Городе?! Речник мимоходом вспомнил легендарный поиск позапрошлого года, тяжело вздохнул и продолжил путь. Вокруг было тихо, даже ветер притаился, и шорох каждой песчаной мыши или ящерки разносился далеко по степи. Что-то звенело, скрежетало и потрескивало за гребнем холма — и Речник заинтересовался и тихо обошёл возвышенность. А потом замер от изумления и радости. Высокий сармат в иссиня-чёрной броне сидел у холма и рассматривал остатки странного приспособления, из которого свисали проводки и сыпались хлопья ржавчины. Пахло окалиной и горелым фрилом. Сармат с досадой отбросил бесполезные обломки, тяжело поднялся на ноги и шагнул к Речнику.