Брэнт Йенсен - Вендия 2. Незримые нити

Вендийцы медлили, не спешили нападать на Конана. Он быстро сообразил, что их глаза еще не привыкли к свету. Окна второго этажа были темны, значит, ночные визитеры жгли лампы лишь внизу, боясь привлечь к себе внимание. Вот сейчас гвардейцы и расплачивались за такую тактику.

Конан взбежал вверх по лестнице. Сначала он сделал выпад в живот одному из вендийцев. Тот попытался отбить удар, но вышло у него это неуклюже. И клинок киммерийца вспорол ему живот. Кольчуга не спасла своего обладателя.

Второй вендиец, тем временем, сам напал на Конана. Но и у него движение получилось весьма невыверенное. Киммериец без труда увернулся от сабли и ударил в ответ. Целился он вбок, стремясь покалечить противника, а не убить его. Это желание чуть не стоило ему жизни. Но сей раз клинок кольчугу не пробил. Хорошо, что удар сам по себе вышел достаточно сильный.

Гвардеец захрипел от боли. Глаза его закатились, и он рухнул на пол без сознания.

На всякий случай, киммериец ударил его ногой в висок, чтобы враг не скоро очухался. Затем Конан наклонился к вендийцу и оторвал кусок ткани от его рубахи, выдернув ее за горло из-под кольчуги.

Материей он обмотал лицо, оставив не прикрытыми только глаза. Конан не жаждал повторить участь Бернеша. Обладатель трубочки мог сейчас притаиться в ожидании, когда киммериец войдет в комнату.

Но иного выхода у Конана не оставалось. Необходимо было двигаться дальше.

Он повторил тот маневр, что уже совершал внизу: быстро вошел и тут же отпрыгнул в сторону. И вновь на него никто не напал.

Конан осмотрелся. В комнату через открытую дверь проникало немного света с первого этажа. На первый взгляд никого внутри не было. Но враг вполне мог затаиться, например, под кроватью. Киммериец уже собрался проверить все места, где мог прятаться оставшийся вендиец, как услышал на улице шум.

Подойдя к окну, северянин увидел убегающего вдаль по улице обладателя бамбуковой трубочки. Судя по комплекции, это был именно он. За спиной у вендийца находился большой матерчатый мешок. Полный.

Конан оценил свои силы и понял, что бросаться в погоню он уже опоздал.

Как, скорее всего, опоздал и проверять тайники в доме Сатти. Вендийцы опередили его и наверняка забрали с собой все, что представляло ценность.

Но, по крайней мере, у Конана оставался пленник, который мог многое рассказать. Уже дважды этот гвардеец оказывался на пути сотника.

Киммериец, на всякий случай, быстро осмотрел комнату. Ничего интересного, как и следовало ожидать, он в ней не нашел. После этого он вернулся к поверженному гвардейцу. Тот еще не очнулся.

Конан решил, что сколько-то времени у него в запасе оставалось. Надо было спуститься посмотреть, что с Бернешом. Если сумасбродный десятник скончался, лучше было поскорее втащить тело в дом.

Но до входной двери дойти ему было не суждено. Как только киммериец спустился с лестницы, он увидел перед собой тень.

Тут же он вспомнил, что забыл выпить очередную порцию репилента. Северянин потянулся к сумке, притороченной к поясу, в которой он лежал. Но достать эликсир он не успел. Руки и ноги перестали его слушаться.

Медленно вдоль стены киммериец сполз на пол. Невидимые пальцы обхватили его горло и начали душить. В этот раз тень действовала куда медленнее, чем во время первой их встречи в покоях сотника в казарме. Конан чувствовал, что она умышленно держит его на грани между жизнью и смертью, и у него не было никаких шансов избавиться от ее цепких объятий.

Тень долго выжидала, выбирая момент и теперь наслаждалась заслуженной победой.

Тут Конан, сквозь пелену, застилавшую ему глаза, различил ползущего к нему по полу Бернеша. Передвигался десятник с огромным трудом, но все же постепенно приближался к киммерийцу.

Тень пока что его не замечала, увлеченная муками северянина.

Конан, собрав последние остатки сил, сделал короткое движение рукой. Указал на сумку. Оставалось надеяться, что Бернеш правильно истолкует его жест.

Время текло невероятно медленно. Тень мучила киммерийца, а бастард едва заметно двигался. Конан чувствовал, что вот-вот не выдержит, и сердце его остановиться.

Но он еще крепче сжимал зубы и терпел. Наконец, десятник добрался до поверженного тень киммерийца. Тварь его так и не заметила.

Бернеш правильно понял, что хотел показать ему киммериец. Он размотал тесемки сумки, проник в нее рукой и, недолго пошарив, извлек на свет пузырек с репилентом. Счастье, что в сумке не было больше ничего, что сошло бы за средство борьбы с демонами.

Едва бастард вынул из пузырька пробку, как тень отлетела прочь.

Киммериец сразу почувствовал себя лучше. И тут же ему в голову пришла одна совершенно безумная мысль.

— Прикрой слегка пробку, — попросил он Бернеша. — Давай, за ней понаблюдаем.

— Давай, — согласился бастард.

Он прислонил пробку к горлышку так, чтобы репилент не проникал в воздух комнаты. Но случись что с Бернешем, сосуд вновь оказался бы открыт.

— Смотри, — произнес киммериец.

Тень медленно вползла в комнату. Двигалась она медленно, по дальней от солдат стене. Конан чувствовал, что она боится.

Он не ошибся: существо, что охотилось за ним, обладало и разумом, и чувствами. Оно напоминало своим поведением даже не животное, как полагал раньше киммериец, а человека.

Не спеша, аккуратно перемещаясь со стены на стену, тень добралась до поверженного Конаном бессознательного вендийца. Конан испугался, что она может убить ценного пленника, и уже собрался велеть Бернешу прогнать демона, как вдруг вендиец очнулся.

Он медленно поднялся на колени и бросил взгляд на солдат.

Глава 12.

На второй день после пятого убийства

Храм Иштар

Конан подошел к воротам, ведущим к храму Иштар, в жаркий полуденный колокол.

Больше всего киммерийцу сейчас хотелось выпить прохладного вина. И уж тогда, насладившись напитком, можно было развлечься с Рамини.

Любовные утехи с вендийкой доставляли ему огромное удовольствие. Жрица успела хорошо изучить, что именно нравиться делать в постели Конан. Столь качественно киммерийца никто не ублажал со времен Шадизара.

С другой стороны Рамини недоставало той наигранной невинности, что была у Залиль. Внучка Телиды была еще очень молода, и молодость свою она обратила в козырь. Она часто вела себя, словно была девственницей, любила изображать смущение, ругала киммерийца за то, что тот «мучает» такую маленькую девочку.

Конан мечтал как-нибудь позвать Залиль в храм к Рамини и другим жрицам. Но он сомневался, воспримут ли там девочку как равную. Был даже шанс, что ее могут просто не пустить внутрь.