Денис Юрин - Тайны Далечья

Особо добра барыня к деткам малым была, любила им гостинцы дарить да общением с ребятней постарше не брезговала. И в этот раз приехала госпожа Несмеяна не с пустыми руками, а целую кучу подарков да лакомств ребятишкам привезла. Служанки ее совсем умаялись сорванцам непоседливым гостинцы раздавать. Сама же барыня, как водится, заняла почетное место за отдельным столом, есть ничего не ела, но на пиршество простолюдинов смотрела охотно, как на зрелище диковинное. Слуги же ее, парни суровые да плечистые, что хлысты из рук никогда не выпускают, вокруг стола стали, чтоб не вздумалось какой пьяной башке к барыне поручаться полезть, иль еще хуже, беседами простецкими докучать. По правде сказать, охотников до общения с господами среди крестьян не водилось. И о чем деревенскому мужику али бабе с барыней разговоры водить? Благородных ни тяготы пахоты, ни засолка огурцов не интересуют, а о чем баре сами речи ведут, о том народу простому без толмача-старосты и не понять.

Празднество в тот день как обычно шло. Сначала мужики чинно и важно держались, но как хмель в головушки забрался, так и началась потеха. Не удержались крестьяне ни от шуточек, слуху девичьему мерзких, ни от бранных словечек, ни от крепких тычков. Вмиг былые обиды припомнились: кто скот на чужие луга водил, кто у кого с огорода чего уворовал. Не уследили бабы за мужьями. И, глазом моргнуть не успели кумушки, как началась лихая потеха, замелькали кулаки, полетели по воздуху скамьи да посуда. Слуги барские встрепенулись, взялись за хлысты и карать бузотеров двинулись, ведь негоже возню мерзкую при хозяйской жене устраивать, даме почтенной и благородной. Однако остановила их Несмеяна, отозвала назад. Хоть вид побоища мужицкого и противен ей был, но вмешиваться в жизнь деревенскую не считала нужным. Не ее это праздник, не ее жизнь, она на сборище в гостях, а, как известно, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Потягивая из бокала настойку деревенскую, противно крепкую и кислую, смотрела красавица печально, как мужики азартно друг дружку мутузят, разбивают лица в кровь и как им жены под ногами мешаются. От криков, брани и бабьего визга заложило в господских ушах. Скучно барыне стало, не раз она подобные зрелища видела и не только на деревенских гуляньях, а и в палатах княжеских. Что мужик деревенский, что сотник именитый, что родовитый барин, на всех, кто штаны, а не юбку носит, хмель одинаково пагубно действует: как бокал или кружку лишнюю молодец опрокинет, так бойцовский дух неизвестно откуда появляется, даже самый безобидный мужик чудо-воином себя мнит и доказать всем ратную доблесть пытается.

Собиралась уж барыня гуляние деревенское покинуть, слугам приказала запрягать, как вдруг приметил ее взор дурачка лесного, у ограды смирно сидевшего. Диона барыня и раньше видывала, да только не обращала на него внимания. Неприятно ведь смотреть на тех, кто умом обижен и кто, как чучело огородное, все у ограды сидит и даже слова не скажет. Взор жителя лесного всегда тусклым был, безразличным, равнодушным ко всему происходящему. А как драку мужики затеяли, так сразу огонь в глазах у чудака появился. Смотрел отшельник внимательно, как тела крепкие в побоище движутся: кто какой замах делает, кто как корпус при ударе держит. Губы отшельника все время что-то шептали, а голова то легонько кивала в знак одобрения, то сокрушенно покачивалась при неудаче замешкавшегося или растерявшегося бойца. Странно это барыне показалось. Подумалось вдруг ей, что не такой уж лохмач и дурак, а только убогим прикидывается и явно интерес скрытый имеет. Хотела уж Несмеяна слугам приказать дурня к себе подвести, да только не судьба была ей его порасспрашивать и тайну отшельника, коль та, конечно, имелась, выведать.

Не понравилось кузнецу деревенскому, который в драке уже шестерых раскидал, как замухрышка-дурень из своего угла на него зенки таращит. Подумалось спьяну повелителю огненной стихии, что бродяжка никчемный над ним насмехается. Взмахнул кузнец плечами широкими, повисших на них мужиков, как пушинки, скинул и, словно бык, ничего, кроме обидчика, не видящий, ринулся на Диона прямо сквозь толпу. Кто под ноги богатырю попался, тот на землю без чувств пал, кто пошустрее был, тот отпрянул. Испугался деревенский люд небывалой ярости, расступился и со страху затих. Накатилась гора раскрасневшихся мышц на тщедушного дурня смертоносной лавиной, должна была его смять, раздавить, но вдруг отпрянула и замерла неподвижно.

Ничего житель лесной особенного не сделал, просто поднялся да рукой легонько и быстро до плеча кузнеца дотронулся. Тот тут же замер, от злости шипит, в кровь губы закусывает, а пошевелиться не может, сковало его тело сильной судорогой.

– Колдовство, чародейство бесовское! – завизжала противно одна из бабок, а протрезвевшие с перепугу односельчане тут же подхватили: – Колдовство! Дурень – колдун!!!

Ничего не ответил Дион, но и не стал дожидаться, пока крестьяне его поленьями обложат да подожгут. Лют простой народ в страхе, неразумно жесток.

– Мир вам, добрые люди! – с улыбкой на устах изрек отшельник, а затем через ограду шустро перепрыгнул и в лес со всех сил побежал.

Обомлела толпа, но несколько мужиков в погоню за колдуном все-таки кинулись. Да только куда им, лыка не вяжущим да шатающимся, за трезвым угнаться? Шагов через сто поотстали да обратно и воротились. Решили крестьяне ночь отоспаться, а поутру в лес всей деревней пойти, чтоб расправу над колдуном богомерзким учинить, да только барыня Несмеяна вдруг из-за стола поднялась и впервые за многие годы на холопов своих прикрикнула.

– Не ваше это дело, рожи чумазые! Сама разберусь! А коль узнаю, кто в лес наведывался, насмерть запороть прикажу! – изрекла хозяйка, да так сурово, что мужики все с бабами в поклоне тут же согнулись и о своей затее более не помышляли.

Вскоре разошлись жители деревни на ночлег, да и барыня со слугами в усадьбу отъехали. Но перед тем как в карету сесть, дала Несмеяна одному из охранников указание в лес пойти да разведать, где и как отшельник живет, чем в одиночестве занимается? Исполнил слуга барскую волю, отправился в лес, а вернулся в усадьбу лишь поутру, да вот только мало толку вышло. Оплошал охранник, поскольку непривычно ему было в диком лесу. Нашумел, кустов с ветками наломал, пока на тропинку нужную вышел, а там его уже Дион во всеоружии встретил.

Стоял на тропинке дурень лесной, гадюкой шипящей в руках поигрывая, жалостливо посмотрел на слугу барского, запыхавшегося да с ног до головы перепачкавшегося, посмотрел-посмотрел да и молвил: «Ты за мной, человечек служивый, не ходи! Не стоит тебе в лес соваться. А барыню свою успокой, не покажусь я боле в деревне. Чужда мне жизнь ваша, чужда да противна!»