Татьяна Скороходова - Меч судьбы

Я ненавидела. Ненавидела спутников, торговца пирожками, семейную пару, мирно шествующую с выводком розовощеких малышей и виновную только в том, что попались мне навстречу. Женщина запнулась на полуслове и проводила меня изумленным взором.

— Это не ты, — голос князя вырвал меня из омута мрака.

— А кто? — буркнула я, приходя в себя.

— Та сила, что живет в тебе.

— И что? Что мне с этим делать?

— Жить, — пожал он плечами.

Я задохнулась от вспышки ярости, застившей глаза:

— Вы, который живет один Всевидящий знает сколько, и сколько ещё проживете, как Вы можете судить о том, что я сейчас чувствую?

— Принцесса, чтобы судить о смерти, вовсе не обязательно жить долго. Даже если тебе отпущено немного, стоит ли подаренное судьбой время тратить на сожаления и слезы? Один умирает, как тварь дрожащая, обгадив штаны, о смерти других слагают легенды. А кто-то умирает ради того, чтобы подарить жизнь другому, — его синие глаза потемнели.

Мы ехали рядом, касаясь стременами, и молчали. Но теперь это было почти дружеское молчание. Какое право я имею винить его в том, что он живет столетия? И какое право у меня есть, чтобы винить других в своей беде? Даже Вейра? Одна я виновата в том, что случилось. Упоминание о смерти ради жизни отрезвило, окатив ледяным душем, и напомнило, что вампиры теряют любимых, чтобы потом жить. Вечно, долго, с разорванным сердцем, что в сто крат страшнее, чем уйти первым.

— Знаешь, что я хочу предложить, чтобы проветрить твою очаровательную черноволосую головку? — ухмыльнулся князь.

Я с недоумением уставилась на него.

— Мы закатим вечеринку! И нажремся до положения риз, до поросячьего визга, чтобы позабыть даже, как нас зовут! — в его глазах стадами забегали чертики, размахивая вилами, граблями и разжигая огонь для новой партии грешников.

Я, смерив взглядом искусителя, подумала пару секунд, но в мыслях сразу согласилась с его предложением. Забыть саму себя — это именно то, что лекарь прописал. А Вейр, который ехал следом за нами со своим неповторимым выражением лица «я сел на гвоздь но терплю и не жалуюсь», может дуться в гордом одиночестве, если не пожелает к нам присоединиться. Или миловаться с вампиршей.

Мы ехали по парку. Белоснежные дорожки слепили глаза, отражая солнечный свет, цокот копыт перекликался с чудесными птичьими трелями. Я чуть не свернула шею, разглядев одну среди зеленых ветвей. Яркая большая птица с сине-красным клювом, размером с добрый нож, нахохлившись, сжимала толстую ветвь черными когтистыми лапами. Хохолок всех цветов радуги топорщился над круглыми огромными глазами, придавая птице удивленный вид. Чудо открыло клюв и издало звук, от которого я чуть не свалилась со спины Севера. Будто здоровенная пила проехалась по металлу. Север запрядал ушами и прибавил шаг. Медленно, красиво, как мираж, передо мной вырастал в глубине ухоженного бело-изумрудного парка замок древних. Казалось, сам Каменщик выбрал облако — царь, придал огромным мастерком форму кулича небесно-белому зефиру, вытянул верхушку облака, закрутив спиральные башенки, и украсил разноцветными цукатами воздушное чудо. И это оплот древних?

— Это летняя резиденция, — ответил Сол, сузив на солнце змеиные зрачки, с гордостью осматривая свои владения.

— Знаете, что? — рявкнула я. Чего спрашиваю, знает, змей, как знает и то, что терпение у меня лопнуло.

— Держи, — между нами вклинилась Ольга на белой гарцующей кобыле и протянула руку с серебристой цепочкой, на которой болтался круг с перекладинами и знаком защиты, сотканный из тончайших золотых нитей. Выдрав цепочку из тонких пальцев, я нацепила амулет тишины на шею и пустила Севера вскачь, наслаждаясь кратковременным одиночеством.

Спрыгнув наземь, взлетела по ступеням, сделанным, казалось, изо льда, и остановилась на верхней площадке перед парадным входом, ожидая, пока спутники спешатся и передадут поводья черноволосому мальчишке, ехавшему за нами от самой башни. Север уже стоял рядом со мной, приняв облик волка, и мы замерли, залюбовавшись поднимавшимися по ступеням вампирами.

Светло-русые, божественно красивые, высокие и грациозные, они были рождены, чтобы править. И не только чудо-замком, но и всем миром. Если бы не тень смерти, которая падала на бело-изумрудное великолепие.

Я молча смотрела на аллею, которая открывалась взору с вершины лестницы. Ровная дорога из голубого полупрозрачного камня шла меж бесконечных рядов изваяний из розового мрамора, исчезая в дымке легкого тумана, как путь на небеса. Женских изваяний. В ногах каждой горел вечный огонь. Я другими глазами посмотрела на князя и Ольгу. Где-то там, на аллее, была мать. Жена. Любимая.

Князь глянул на меня, помрачнел. Молча предложил руку, будто самой настоящей особе голубых кровей, и повел внутрь белоснежного чуда.

Я вертелась на постели, как уж на сковороде. Не спалось и не отдыхалось. Комната, которую гостеприимные хозяева выделили мне, была мечтой королевы. Дав на отдых пару часов, Ольга сказала, что зайдет позже. И скрылась под руку с Вейром в глубине замка. Я пересчитала лошадей, ослов, баранов, ворон, но сон не шел. Север, растянувшийся рядом со мной на шелковых простынях, только всхрапывал, когда я в очередной раз брыкалась и начинала войну с покрывалом, подбитым тончайшим белоснежным мехом. Помешаны они тут, что ли, на этом цвете, раздраженно думала я, вспоминая любителя белых рубашек, занимавшемся сейчас неизвестно чем. И с кем. Кобель. Я села, опешив. Я что, ревную? Упаси меня Всевидящий! Да нет, ерунда какая… Этого кислого, невыносимого, рукораспускательного типа сама Лориния не вынесет. Одна вампирша, чтоб её, могла найти что-то в этом мерзавце. Я взъерошила волосы и, окончательно озверев, швырнула подушку в дверь. Вейр увернулся, и посмотрел на меня глазами отца, решившего строго отчитать нашкодившую дочь. А то и отшлепать, как запоздало вспомнила я его угрозу про порку и козу незабвенного Сидора.

— Чего явился? В вашей колдунской школе стучать в дверь не учат?

Колдун блеснул глазами и сказал доверительно, понизив голос:

— У меня капли есть.

— От чего? — опешила я.

— Говорят, помогают держать себя в руках при женских месяцах.

Я вспыхнула. Наглец, нахал и змей подколодный!

— А тебе они зачем? Тоже мучаешься? — прошипела я.

Он хмыкнул и исчез в коридоре. Вместо Вейра явилась Ольга, одним взглядом оценив мое растрепанное душевное состояние.

— Пойдем со мной.

— Куда? — буркнула я, устраиваясь поудобнее на постели. Не комната, а проходной двор.

Вампирша молча оглядела мою косу, давно толком не чесанную, и скромную одежку, немало поистрепавшуюся за последние дни. Я уставилась в её разноцветные глаза и проворчала: