Николай Романецкий - Убьем в себе Додолу

Во-первых, Вера и в самом деле вполне могла оказаться вражеской лазутчицей. Тогда ее пребывание в доме должно привести к тому, что связники попытаются установить с нею контакт. Разумеется, пока она из дому не выходит, такие контакты маловероятны. Впрочем, если вражеская разведка узнает, что Вера побывала в руках службы безопасности, такие контакты станут и вовсе невероятными, а девица тут же превратится в отработанный материал. Нет, в этом варианте, лазутчица — вовсе не его задача…

Во-вторых, девица, возможно, обыкновенная жертва Ночного колдовства. Вот тут дело выходит из ведения министерства безопасности и попадает в сферу интересов Колдовской Дружины, а стало быть, превращается в хлеб самого Света. «Поработай, Светушка, коль хошь кушать хлебушко…» Так, бывало, пела мама. Строчки вырвались из памяти, давным-давно забытые, похороненные под слоем колдовских знаний… Надо бы как-нибудь съездить к старикам, показаться им на глаза. По волшебному зеркалу-то он связывается с ними периодически, но изображение в зеркале — далеко не то, что живой человек… Ему, конечно, это без нужды, но им в радость будет. Так говорит Берендей, а Берендей разбирается в делах простых смертных, в их чувствах и поступках. С другой стороны, жена Берендея, Станислава, тоже — хоть и не рожала — разбирается в этих чувствах и поступках. Станислава же считает, что, явившись к родителям в гости, Свет не принесет им ничего, кроме расстройства. Все вы, волшебники, слишком холодны, и если для чужих людей это не страшно, то для материнского сердца будет настоящим ударом…

Впрочем, вернемся к гостье…

Если Вера и в самом деле оказалась жертвой Ночного волшебства, надо попытаться восстановить ее память. Там наверняка Ночной колдун, а Ночной колдун — это угроза и для простых людей, и для государства. И чем быстрее он будет разоблачен, тем лучше. Заклятье памяти — работа очень нелегкая, и не один волшебник не станет выполнять ее смеха ради. Все случаи, связанные с заклятьем памяти, в конце концов приводили к раскрытию преступлений — либо совершенных наложившими такие заклятья волшебниками, либо заплатившими им за эту операцию (да и за молчание тоже) людьми. Но и в подобном случае волшебник нарушает кодекс Колдовской Дружины и должен понести наказание. Волшебники не могут быть связаны с преступлениями и с преступниками — это известно каждому подданному Великого князя Словенского, на этом вся жизнь держится…

В-третьих, Вера вполне способна оказаться тем, что подозревает в ней Репня Бондарь. И хотя у Репни мать Ясна после испытания Додолой попросту превратилась в пунктик, это вовсе не означает, что он обязательно неправ.

Света всегда интересовала тайна матери Ясны, причем не тайна ее исчезновения — здесь-то ничего неясного не было, все объясняла записка самой матери Ясны. Нет, Света интересовала тайна ее появления.

Жила себе девочка как девочка, воспитывалась в приюте у додолок. И не удивительно, что пошла по их исхоженным тропам. Ан тропы привели ее совсем не туда, куда планировалось, и оказалась девочка нарушением божеских законов.

Десять лет назад, когда мать Ясна исчезла, Свет пробовал разобраться в тайне ее появления. Впрочем, этим занимался не один Свет. Колдовской Дружине мать Ясна была вот как нужна, и над секретом необыкновенных возможностей ее организма пыталась работать специально созданная лаборатория в Институте теории волшебства. Пыталась-пыталась, да так ничего и не напыталась. Хоть и впрямь верь в слухи, распускаемые додолками. Будто бы матерью Ясной была сама Додола, явившаяся в Словению с ей одной известными целями. А потом, мол, ушла Додола за кордон, пройтись гребешком по западноевропейским магам. И рано или поздно настанет время, когда она вернется!

Неужели вернулась?

Свет поморщился. Не верил он, что боги способны напрямую вмешиваться в людские дела. Когда-то, может быть, так и делалось, но сейчас… С какой стати, разве что-нибудь изменилось в жизни? Появилась, правда, установка академика Барсука. Но от установки до изменений в жизни дорога не близкая. Может быть, не одно поколение пройдет.

Так что богиня семьи тут ни при чем, пусть мечты додолок остаются самим додолкам. Но факт есть факт, и раз была одна мать Ясна, может быть и вторая. И если Свет заставит проявиться в Вере ее, так сказать, «матьясненную» сущность, Колдовская Дружина окажется очень многим ему обязана. И тогда Кудеснику в своих размышлениях придется окончательно остановиться на кандидатуре чародея Смороды. Сила, как известно, солому ломит…

И наконец, есть еще один вариант, вариант, который государству не угрожает ничем. Впрочем, поскольку этот вариант угрожает лично чародею Смороде и поскольку чародей Сморода играет в делах государства немалую роль, то можно считать — выдвигая лозунг «Угроза Смороде — угроза Словении», — что и в этом случае дело приобретает государственное значение. А вариант этот заключается в том, что Вера подослана додолками.

14. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ДОДОЛКИ

Додолки — сами они называли свое сообщество «Орденом дочерей Додолы»

— выделились из святого волхвовата еще в тринадцатом веке, когда развитие волшебной науки и успешное применение ее достижений в борьбе с захватчиками-ордынцами привело к резкому повышению роли волшебников в жизни общества.

Уже тогда появились колдуньи-отступницы, утверждавшие, что женщина создана Сварожичами не для свершения волшебных обрядов, а для рождения словен. Не случайно же соитие отнимает колдовскую силу, а занятие волшебством не лишает возможности любить и рожать.

С веками философское учение додолок развивалось и постепенно превратилось в воспевание секса в пику Таланту. Додолки утверждали, что поскольку Додола возненавидела Семаргла, то истинные женщины не должны ни коим образом касаться в своих жизненным делах волшебства и волшебников. Разве что для того, чтобы отвратить их от их связи с Семарглом. Ибо когда в мире не останется волшебников, тогда и Семаргл лишится своей силы, и ему не останется ничего иного как броситься к ногам Додолы. И тогда она отомстит ему за его равнодушие тем, что простит и сделается любовницей равнодушного избранника. И тогда в мире наступит мир и покой, потому что Перуну придется думать не столько о войнах, сколько о том, как бы не остаться у разбитого корыта с рогами на божественном лбу.

Это была чисто женская философия, своим пацифизмом представляющая угрозу обороноспособности государства, а потому Орден дочерей Додолы был запрещен. И, естественно, ушел в подполье.

Однако борьба с додолками оказалась делом нелегким, ибо трудно выявлять преступниц, все преступные намерения которых заключаются в желании переспать с мужчиной да побудить к этому другую женщину (пусть она и является колдуньей). Если же оный мужчина оказывался волшебником или учеником волшебника, так ведь его ложиться в постель с додолкой силой никто не принуждал, а женское обольщение в цивилизованных странах не является преступлением ни по каким законам.