Наталья Медянская - Ночь упавшей звезды

Самопрялка...

Ряд ступ с пестами -- от здоровой -- по грудь взрослому мужчине -- до самой маленькой...

Полка с корчагами варенья, укрытыми вощеной бумагой...

Кадки с соленьями, зерном и толокном, расставленные вдоль стены...

Развешанные в простенках гобелены...

Большая корзина с разноцветными клубками шерсти...

Пара овечьих шкур...

Старинные платья на плечиках, укрытые кисеей...

Подвешенные к потолку пучки высушенных трав...

Плита с духовкой...

Сама Виолет могла здесь найти, что угодно, а вот другим пришлось бы трудновато. Кстати, от двери никого не было видно, только слышалось, как дождь барабанит в окна с мелким переплетом, потрескивает в печи огонь да звучат искаженные эхом голоса.

-- Вот интересно, что случится раньше, Люб перестанет умирать или ты причешешься? Не дуйся. Глянь, как он на тебя косится...

-- Я не...

Тихое фырканье.

-- Хм... Ладно. Рубашку надо чуть-чуть ушить в рукавах. И носят ее обычно не поверх старой.

-- Да? -- знакомым капризным голоском отозвалась зеленоволосая Темулли. -- Ну... я же пока грязная, чтобы чистую надевать. И ушивать не надо!..

-- Темулли, язычком-то чеши, но и гребнем не забывай, -- скомандовала Виолет.

-- Так запутались!

-- А ты причесывай чаще. Поверь мне, это несложно. Ну что, Люб, умирать дальше будешь или раздумаешь?

За мебельными бастионами что-то заскрипело и раздался слабый голос Люба:

-- Я и не умирал...

-- Да ну! -- шутливо возмутилась Виолет. -- А кого же я отравила настоем от... прости, но похмелья?

Я фыркнула, прикрывая рот. Одрин приложил палец к губам, умоляя не шуметь. Его глаза смеялись тоже. Сианн перевел взгляд с отца на меня и постучал себя по лбу.

-- У-у-у... -- провыла Темулли. -- Ну, да. Пожалуй... Теперь мевретт Мадре в меня точно влюбится...

Черед фыркать пришел Сианну. Мадре покраснел.

Виолет рассмеялась:

-- Ну, ты подрасти лет эдак на десяток -- а там посмотрим. А сейчас господину мевретту немного не до тебя... Эй, выше нос!

Послышалось громкое сопение: то ли обиделась зеленоволосая, то ли рыженький Люб, ревнуя, решил, что зря перестал умирать.

-- Ну и ладно, я пока себе другого найду... Госпожа Виолет, а я красивая?

-- Между прочим, подслушивать нехорошо, -- беловолосый подтолкнул меня и сына вперед. Но пока мы пробирались через здешние лабиринты, еще успели расслышать доверчивое Темкино:

-- Лю-уб, а ты мой друг, правда? Ты меня не бросишь? Ни за что?

-- Ни за что. Никогда. И не собираюсь.

-- Что бы ни случилось? И... и что бы ты ни узнал?

Мимо нас за мебелью прошлепала в сторону двери Виолет.

-- А что я узнаю, Тему?

-- Ну-у, не знаю, Мало ли... Ладно, забудь.

-- Ты... Ты ведь тоже со мной всегда дружить будешь? Даже когда вырастешь? -- севшим голосом поинтересовался Люб.

-- Конечно! -- горячо заверила его Тему. -- Всегда-всегда! Даже если умру.

Рыжий испуганно вскрикнул:

-- Ты что, не надо! Ну, пока у тебя не будет семнадцати внуков! А потом... потом тоже не надо... Ой!

Это Люб увидел нас.

-- Ой! -- сказала Темулли. -- Добрый... вечер.

Выглядели детишки намного пристойнее, чем тогда, когда Виолет уводила их из терм. Люб, правда, красовался все в тех же штанах и рубахе, только вычищенных. Зато Темку одели в свежее: полусапожки, зеленые замшевые штоники до колен, великоватая шелковая рубаха, чуть морщащая в рукавах, зато сколотая дивной работы брошью-стрелолистом. И волосы аккуратно расчесаны.

-- Добрый... -- я пошарила глазами, соображая, куда могу присесть. Повязка на ступне стала мокрой.

Одрин поддержал меня.

-- Роскошные у вас планы на будущее, Люб, -- усмехнулся он.

Конопатый расплылся в широкой стеснительной улыбке:

-- Угу, господин мевретт. У Темулли будет семнадцать внуков, и у меня никак не меньше.

-- Да, это хорошо... -- протянул Мадре, изо всех сил стараясь не расхохотаться. -- А чем еще вы здесь занимаетесь, кроме составления планов возрождения пришлых?

Зеленоволосая углядела, что мне трудно стоять, и щедро подвинулась по кровати:

-- Садись. А... почему ты такая.... счастливая? И хромаешь?

-- Я на лучника наступила... ну, того... осколки, -- я, вздохнув, воспользовалась приглашением. -- А счастливая... потому что его люблю.

Люб медленно и осторожно поднял руку к нижней челюсти и поставил её на место. Дела-а...

Темка засияла:

-- Ой... И что, свадьба скоро?

Далась им эта свадьба!

Одрин краем глаза покосился на мои босые ноги, сердито отбросил назад светлые волосы и молча пошел инспектировать сундуки. Темулли посмотрела на мевретта. Потом на меня. Жалобно спросила:

-- Слышь... А ты на меня больше не дуешься?

-- Не дуюсь.

-- Ура! -- Темулли полезла обниматься. И вдруг заревела, уткнувшись в мое плечо.

Люб тут же, как истинный рыцарь, кинулся ей на помощь. И замер, перебирая пальцами рубаху на животе и с немой укоризной глядя на меня. Я кивнула рыжему: мол, ничего страшного, не беспокойся.

Мальчик озадаченно поскреб конопатый нос. Отошел на цыпочках, заглянул под локоть Мадре:

-- А чего это вы там выглядываете? Мед ищете, да?

-- Нет, не мед, -- ответил из-за ткацких станов Сианн, -- я и так знаю, где он стоит.

Мадре, проигнорировав вопрос, выудил со дна одного из сундуков пару мягких туфель без задников и, подойдя, осторожно надел мне на ноги. Потом проследил глазами за Сианном:

-- А ты тут, похоже, не в первый раз...

-- Ну... Я всегда нахожу тут мед, когда приезжаю. А что? -- Сианн снял с полки большой узорчатый кувшин и задумчиво понюхал содержимое.

-- А потом вы тоже пойдете в термы? -- брякнул Люб.

Черноволосый уставился на него:

-- И не думайте! Я так не напиваюсь и песни не ору... Я их пою.

-- Мы тоже не орали, мы тоже пели... У меня сестра -- менестрель. Вот, -- Люб покраснел до потери веснушек, а Темулли фыркнула.

-- Может, здесь и чашки есть? -- уныло спросила я, чувствуя себя выбитой из колеи и невероятно усталой.

-- Есть, моя леди, -- Сианн указал на полку, на которой в ряд стояли чаши, чашки и чашечки. Я дохромала до полки и взяла посудину:

-- Налейте мне...

Сианн, учтиво кивнув, исполнил просьбу.

-- А мне -- не надо, -- наморщив нос, заявила зеленоволосая девочка.

-- И мне не надо, -- смущенно промямлил Люб.

-- А попросить ты не могла? -- проворчал Одрин. -- Обязательно надо самой вскакивать?

Я искоса взглянула на старшего мевретта:

-- Могла попросить, видимо. Но предпочитаю справляться сама. И... -- мне вовсе не хотелось его обижать, ну какой леший за язык тянет? Я посмотрела на кольцо на пальце... может, зря? Может... ну я вовсе ему не подхожу, резкая, грубая, да еще и человек... Грустно...