Наталья Бульба - Прогулка в бездну

А в моей голове, словно выложенные умелой рукой кусочки мозаики сложились в единую картину, еще не успев охватить которую внутренним вздором я понял, насколько безрассудной была сама идея наведаться в гости к Даймонам, подброшенная нам столь умело, что до самого этого мгновения не казалась чуждой. И как во все это вполне вписывались рассуждения Асии о Кодексе Чести, приверженцем которого были Черные воины. И размышления о вескости причины, послужившей поводом проделать этот путь, которая, по ее же словам, должна была заставить чернокожих жителей Дарианы если и не выказать нам должного уважения, так хотя бы не отправить к праотцам сразу, как только мы вступим в портал.

И пусть само понимание того, что клятву вернуть меч Ярангира на родину дала не Лера, а Черная Жрица, вложившая эту идею в ее сознание, уже не раз возникавшую у меня, мысль о том, что это может быть ловушкой, я с неприсущей мне настойчивостью, отбрасывал: уж больно 'своей' казалась она в нашем мире. Да и ее отношение к своим бывшим сородичам, мрачной тенью сопровождало ее редкие воспоминания, вызывая если и не доверие, так ощущение того, что в ее прошлой жизни было нечто, что пропастью легло между нею и теми, кто так же как и она носили набиру.

И лишь теперь, когда в клубящемся вокруг нас мареве начали мерцать алые нити, то, что раньше не казалось цельным, собралось в одно слово, которое трудно, невозможно было произнести, но которое очень хорошо объясняло здесь происходящее.

Предательство.

Мир вокруг меня словно распался на две части.

И если в одной время текло так же, как для всех остальных: отсчитывая уходящие мгновения до того, как система опознает в одном из нас существо, имеющее право здесь находиться. И пребывающих если не в спокойствии, то в уверенности, что все закончится именно так, как это было предусмотрено нашим планом, просто потому, что не имели возможности сделать те же выводы, что и я: никто из моей команды не присутствовал при разговоре, который только сейчас всплыл из глубин моей памяти.

То в другой… это было тянущееся тысячелетиями отчаяние, в котором я лихорадочно перебирал возможности что-либо изменить и не находил ничего, что могло дать мне хотя бы единственный шанс.

А в ушах, тем временем, продолжал звучать голос прадеда Леры и его рассказ, который для меня тогда был всего лишь словами, начавшими теперь вполне закономерным образом воплощаться в жизнь…

… - Когда моя жена скинула набиру, которое предпочитала надевать вне стен нашего дома, я заметил на ее запястьях по широкому браслету, наличие которых для меня явилось полной неожиданностью: к украшениям она была совершенно равнодушна, игриво заявляя, что ее тело является лучшим из них. На одном из них была закреплена на плоском основании короткая трубка излучателя Хаоса, хоть и редкости на Лилее, но время от времени встречающегося там, где случались стычки с Черными Воинами и потому знакомого хотя бы внешне. То, что находилось на втором, внимательно разглядеть мне не удалось: она резко выбросила вперед именно эту руку и из того, что воспринималось как заключенный в металл кристалл, вырвался зеленый луч, разложившийся в воздухе веером и окутавший меня такого же цвета свечением. Моя защита, в первое мгновение, отбросила марево назад и мне даже показалось, что сияние стало меркнуть, становясь все бледнее, но тут она сделала еще одно движение и в ставшей едва заметной зелени замерцали алые нити. Мой разум с четкостью продолжал фиксировать происходящее, оставаясь способным воспринимать, но тело отказалось мне повиноваться и хотя я продолжал удерживать щиты, они слабели. Но не потому что я терял силу — ментальный контроль сковывал мои возможности управлять собой, разбивая мою сосредоточенность убежденностью в том, что мое сопротивление бессмысленно и ни к чему хорошему для меня самого не приведет. Впрочем, в плетении той паутины, что была наброшена на мое сознание, было слишком много огрехов, чтобы мне не удалось с ней справиться. Но к тому времени, когда я полностью избавился от воздействия, моим новым домом стал подвал центральной башни их базы, в который меня перебросили порталом. Насколько я смог позже разобраться, на долгий срок предоставленный самому себе, это влияние и без моих усилий исчезло бы через некоторое время, так что использовать его для того, чтобы заставить меня выполнять их пожелания они не могли. Но его вполне хватило, что бы я оказался в том месте, где вся система защитных заклинаний была рассчитана именно на меня…

Насколько правильной оказалась моя догадка я понял, когда темная полоса на сером фоне стала расширяться, открывая проход внутрь, и Асия (я продолжал называть ее так, даже понимая, что право на имя она потеряла) схватив Леру за руку поволокла ее в сторону базы.

Я видел, как пытается сопротивляться моя жена, как ее воля борется со сковавшей ее вялостью, как медленно тускнеют ее щиты, делая мою надежду еще слабее, но ничем не мог ей помочь. Потому что в отличие от нее, не способен был даже на это.

Все, что мне было доступно: с бессильной яростью наблюдать за тем, как проходя мимо Ригана Черная Жрица, нисколько не боясь получить отпор, срезала кинжалом веревку, удерживающую за спиной дракона завернутый в плотную ткань меч с заключенным в него кусочком души Черного Воина. Как резко толкнув Леру в спину, от чего та упала, не способная даже смягчить свое падение, сама переступила грань, что отделяла наш мир от входа в ее.

Не знаю, что испытывали при этом другие, какие чувства пылали в душе Рамона, всей своей душой полюбившего чернокожую женщину, но мое сердце сгорало от ярости и отчаяния, которое становилось еще более невыносимым от уверенности в том, что мой отец мог предвидеть такую возможность.

Предвидеть… и вместо того, чтобы предостеречь, хотя бы кажущейся случайной оговоркой подсказать, дав возможность подготовиться к тому, перед чем мы сейчас оказались беззащитными, я услышал то, что сейчас воспринималось как особо изощренное издевательство: 'Я хочу чтобы вы вернулись'. Хотя, сделай он так, и у этой идеи не было бы продолжения, а миссию по возвращению меча исполнял бы кто угодно, но не те, кто с бешенством сейчас смотрели вслед исчезающей в проеме Черной Жрицы.

И все эти рассуждения делали всю мою дальнейшую жизнь просто бессмысленной: даже предположение, что это может быть правдой воздвигало между мной и отцом стену, которую вряд ли возможно будет преодолеть. А уж если… лучше было об этом не думать.

Как не думать и о том, что я буду говорить Сашке и нашим детям, какими словами объяснять им то, почему не предугадал, почему несмотря на возникшие опасения все-таки согласился и вступил на ту дорогу, что привел нас сюда. Как позволил ей, поклявшись всегда быть рядом, пересечь черту, разделившую нас.