Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы

– Подобное соприкосновение фаланг активизирует чакру в области солнечного сплетения и помогает замкнуть ментальные поля человеческого организма, – прокомментировал Арбиус. – Попробуй расслабиться, отрешиться от всего земного и не думать ни о чем.

По его знаку передо мной поставили раскаленную жаровню, на верхнюю тарелку которой высыпали пригоршню мелких треугольных семечек. Магистр повелительно взмахнул рукой, приказывая удалиться всем кроме объекта ритуала и жрецов. Облаченные в черные одеяния мужчины опустились на корточки с двух сторон от меня, и затянули однообразную, монотонную мелодию, закрыв глаза и медленно покачиваясь в такт звукам. Поначалу мой натренированный, музыкальных слух усиленно сопротивлялся противной, нудной песне, состоящей кажется, всего лишь из нескольких нечетких, постоянно повторяемых слогов. Непритязательный мотив настойчиво ввинчивался в мозг, вызывая едва сдерживаемое желание заткнуть уши и бежать куда подальше, пока пронзительные, сверлящие звуки не свели меня с ума. Желая хоть немного отвлечься от зомбирующего пения, я решила переключиться на запах и глубоко вдохнула горьковатый, приторный дымок, тонкой струйкой поднимающийся над поджаривающимися семенами травы янт. С первого же вдоха со мной начало происходить нечто непривычное. Мне показалось, что попавший в нос запах неожиданно разросся и превратился в плотное белое облако, изнутри целиком заполнившее тело и череп. Зрение угасло мгновенно, слух исчез, наконец-то избавив меня от неприятных звуков, кончики соединенных пальцев непрерывно кололо острыми иголками. Я хотела встать и прервать тошнотворный ритуал, ставший мучительно неприятным, но руки и ноги, еще минуту назад такие ловкие и гибкие, онемели и стали чужими, отказавшись слушаться одурманенного разума. И совершенно невольно я делала единственное, на что еще оставалась способна в данной, неуправляемой ситуации – раз за разом, все чаще и сильнее вдыхала приторный запах, лишающий меня воли и разума. Но затем я внезапно перестала осознавать – кто я такая и где нахожусь, а превратилась в крохотную, ярко сияющую искорку-мысль, стремительно проваливающуюся вглубь темного колодца небытия…

Красивые женщины редко рождаются умными. К счастью, или вернее к несчастью, принцесса Альзира, законная правительница Нарроны и любимая супруга короля Мора, являла собой редкостное, но весьма приятное исключение из этого прискорбного правила. Королева была умна, добра и к тому же – бесподобно хороша внешне. Правда – не сейчас. Ибо сейчас, мало кто смог бы узнать в этой худой до истощения женщине с впалыми щеками, потухшими глазами и свалявшимся, некогда прекрасными серебристо-пепельными волосами, прежнюю ослепительную красавицу, хохотушку и певунью – красу и гордость народа эльфов. Княжна Лилуилла ил-Рианон, столь прославившаяся своей несравненной прелестью, на самом деле казалась всего лишь бледной, упрощенной копией своей венценосной родственницы. Но ныне Альзира Шеар-эль-Реанон смахивала на безликое, полоумное привидение, способное вызывать не восхищение, а всего лишь жалость и желание помочь. И даже черствое сердце ее брата-короля, Аберона Холодного, испытало нечто похожее на сострадание и сожаление при виде медленно угасающего существа, расслабленно полулежащего в глубоком кресле. Альбинос неслышно приподнял тяжелую вышитую портьеру и бочком протиснулся в затененную комнату, слабо освещенную бледным огоньком единственной свечи и густо напоенную запахом лаванды и пачулей. Принцесса не выносила яркого света. С тех самых пор как однажды, почти восемнадцать лет назад поднесла фонарь к лицу спящего супруга и приподняла черную маску, надежно скрывающую невообразимо безобразные черты любимого мужчины. Остатка травмированного, потухающего рассудка молодой нарронской королевы едва хватило на то, чтобы в муках произвести на свет двоих детей-близняшек и поручить одного из них опеке верной подруги, графини Антуанетты де Брен. А после этого глухая пелена тихого помешательства беспощадно опустилась на хрупкую головку прелестной эльфийки, повергнув ее в бездонную яму безумия, где королева пребывала и по сей день. Альзира ни на что не жаловалась, почти не шевелилась и не разговаривала, чаще всего надолго отказывалась от пищи, плакала и таяла как свечка. И только любой яркий свет взрывоподобно выводил ее из состояния ставшего привычным полусна-полубодрствования, вырывая их чахлой фигурки настолько жалобные причитания и всхлипы, что принцессу тут же оставляли в покое. Лекари и маги бессильно разводили руками, дружно признавая, что Альзира безвозвратно обречена на постепенное, но верное угасание, длящееся уже семнадцать с лишком лет. Аберон обычно не испытывал каких-либо заметных неудобств от присутствия полоумной сестры, тихо доживающей свой короткий век в уединенной башне королевского замка, под присмотром нескольких преданных и внимательных служанок. Но сегодня, подчиняясь жестокому приказу Ринецеи, альбинос впервые переступил порог этой печальной, полутемной комнаты. Увидев мрачную, грозно нахмуренную мину Повелителя, по привычке – облаченного во все белое, прислужницы испуганными мышами прыснули в разные стороны. Король без лишних слов шагнул к креслу, наклонился и двумя длинными пальцами небрежно приподнял узкий подбородок надломлено склоненного, ничего не выражающего женского лица. Аберон заглянул в безжизненные глаза сестры и невольно вздрогнул от океана безбрежного горя, плещущегося в оправе черных, стрельчатых ресниц. Это было горе человека, невозвратимо потерявшего все – не только радость, счастье, любовь, но и ту не овеществленную душевную целостность и гармонию, которую и принято называть рассудком. Для чего могла понадобиться подобная женщина, являющаяся всего лишь пустой, никчемной оболочкой давно отлетевшего разума? Аберон мысленно спросил себя об этом и немедленно получил ожидаемый ответ – для прорицания, для того, чтобы стать послушными и безвольными устами, неосмысленно вещающими волю великих богов! Альбинос равнодушно пожал плечами, подхватил на руки невесомое тело сестры и вынес ее из комнаты. Не обращая ни малейшего внимания на тихие, стонущие жалобы и мольбы, он отнес ее в подвал замка, где несколько жриц-янтр, послушные чарам псевдо-Аолы, уже установили жаровню с углями, на которых дымились зерна наркотического растения. Поднесенная к дыму принцесса невольно вдохнула колдовской запах, жрицы негромко затянули заунывный мотив, вводящий их в транс. Глаза Альзиры расширились, зрачки стали ненормально огромными и черными, почти закрыв радужку, все тело изогнулось в конвульсиях…