Виктор Дубровский - Тайные тропы

— Это твоё колдовство?

— Это не колдовство. В общем, хочешь быть знаменитым — молчи! Никому не говори, а то убьют тебя.

Боокко молча кивал в такт моим словам.

— А теперь пошли. Будешь сегодня новые мелодии играть.

Я заправил свою фляжечку новой порцией, и мы пошли пугать народ дальше. Боокко задумчиво что-то себе подвывал под нос, потом гордо вскинул голову и сказал:

— Да! Я сегодня исполню новую песню.

Мы вернулись к компании. Семинар по обмену опытом постепенно трансформировался в симпозиум[19]. Богема, она завсегда готова пить бузу на дармовщину. Как обычно, началось безудержное хвастовство, кто самый популярный певец в степи. Чуть не передрались. Потом Боокко запузырил новую мелодию. Степные певцы, те, которые постарше, немедленно отщепенца заклеймили, но молодняк, в основном ученики, восприняли новшества позитивно и даже подпевали и притопывали. Дискуссия о новых веяниях в искусстве начала переходить в активную фазу — Боокко аргументированно возразил оппоненту по голове бутылкой из-под бузы. Я не мог не поддержать прогрессивных начинаний виртуоза-самородка и въехал кому-то в ухо. Арчах уже отбивался от двоих, но на нашей стороне выступила молодая поросль, а тут подоспели наши удальцы-молодцы из отряда «Гринго» Разворачивалась весёлая драка. Новое отстаивало своё право на существование. Нашему совместному творчеству должен получиться знатный промоушн.

Как тяжело… Я приподнялся на кровати. Ну конечно же, я спал одетый. Потрогал распухшее ухо. Погладил заплывший глаз. Как хорошо-то… что бриться не надо. Но ничего. У меня есть ответ похмелью! Я добрался до своего котелка с микстурой и выхлебал почти половину. Ох… полегчало. Откинулся на подушку. Сейчас подействовать должно. И оно подействовало, чёрт побери. Сначала образовалось просветление в голове. Потом светлеть начало в лёгких, я упал на карачки, хрипел, кашлял и исходил соплями. Потом благодать дошла до желудка и ниже. Короче, день прошёл… не сказать чтобы зря, но в уютном кабинете на одну персону. Во второй половине дня я обессиленный выпал из него. В голове лёгкость необыкновенная, вплоть до головокружения. Меня пошатывало. Ичил ждал меня возле моего домика, сидел, постукивая в свой бубенец… короче, в маленький бубен, и лыбился:

— Совсем плохой. Совсем белый. Совсем холодный. Отвар пил? Я посмотрел. Сильная вещь, я такого никогда не делал. Зря ты ромашку добавлял. У тебя полное очищение организма произошло.

И ржёт, скотина. Все-таки, надо всякое сложное дело поручать профессионалам, а не самому хвататься. Чревато, в следующий раз выпадет прямая кишка и всё, останусь инвалидом. И вообще. Вчера был мой первый и последний прогрессорский подвиг. В следующий раз меня убьют. Наверное. Ростки нового здесь могут затоптать вместе с носителем. Как там Боокко с Арчахом? Живы ли? Ичил сообщил мне последние новости. Никто не знал из-за чего, но все знали, что вчера акыны серьёзно поспорили. Эта новость передавалась из уст в уста и обрастала всякими подробностями. Вроде никого не зарезали, значит, спор носил непринципиальный характер, просто консерваторы начали беспокоиться за свои доходы. На праздник собралось прорва народу, помимо акынов и сказителей и всяких сэри с клоунами. Все жаждут хлеба и зрелищ, это я помню.

Я пнул своего слугу, чтобы принёс что-нибудь поесть, у меня в животе образовался вакуум, надо его заполнить чем-нибудь вкусным. Попросил Ичила подождать меня, а сам пошёл ополоснуться. Когда я уже вылез из бассейна, нарисовалась Сайнара. Нет мне покоя.

— Почему ты мне снился в бесстыдном виде? — начался обычный наезд. Ни здрассти вам, ни до свидания.

— Здравствуйте, уважаемая Сайнара. Да пребудет с тобой милость Тэнгри! — надо ткнуть её мордой в землю. — В бесстыдном? Разве любящим сердцам ведом стыд?

Девушка от таких слов порозовела.

— Магеллан, ты почему от меня скрываешься?

— Дела, понимаешь ли, неотложные, ни минуты покоя, дорогая, — ответил я.

— Что такое минута, а? — сразу возбудилась она, — у тебя новая женщина?

Что-то неровно госпожа принцесска, может ревнует? С её характером это вредно, цвет лица испортится.

— Минута — это шестьдесят ударов сердца. У тебя есть сердце? — я потянул руку к её левой груди. Она не успела увернуться и я очень удачно одной рукой взял Сайнару за талию, а другую положил на грудь, — ох, как бьётся твоё сердечко, как у перепёлки, — проворковал я. Решительность и натиск! Вот девиз куртуазного ловеласа[20]. Однако счастье длилось недолго.

— Отпусти, мерзавец, — зашептала она, но никаких попыток вырваться из рук не делала.

— Пусти, — уже решительнее сказала Сайнара, — руки не распускай!

В нашем деле вовремя остановиться — главное. Я отпустил её и сказал:

— Пошли, я тебе косметику отдам, — всякое своё нахальное действие надо сопровождать пряником. Закреплять, так сказать, условные рефлексы.

Мы зашли ко мне в апартаменты. Я выкопал из недр рюкзака пока ещё целые коробушечки с разной косметикой. Тушь, целая коробка турецких теней, помада. Вытянул нитку бус из металлизированных стекляшек и протянул Сайнаре.

— Ты мне даришь бусы? — строго спросила она.

Нет, чтобы чисто по-бабски порадоваться побрякушкам, начинаются допросы не по существу.

— Да, дарю, от чистого сердца!

Сайнара о чём-то задумалась, минуты на три, продолжая держать в руках бусики. Потом, приняв какое-то решение, надела их на себя.

— Хорошо. Я принимаю твой подарок.

Вот так вот. Никакой благодарности, вроде одолжение сделала. Потом с совершенно серьёзным видом начала обнюхивать косметику. Поводила носом и спросила:

— А что с ней делать? Я думала, ты мне какой-нибудь дикалон подаришь, а тут непонятно что.

Во, ещё и недовольна. Но это от незнания.

— Вот это, дорогая Сайнара, губная помада. Ей красят губы.

Я продемонстрировал ей, как открывается и выдвигается помада из тюбика.

— Это тени, их накладывают на веки. Это тушь, а это румяна. Ну, короче, ты сама разберёшься, я в этом мало понимаю.

Я свалил ей в руки все эти неземные красоты, а сам засобирался по своим делам.

— Хорошо, Магеллан, я сама посмотрю, что здесь такое. А почему ты мне дикалон не даёшь?

— Ты разберись с тем, что есть, а про одеколон позже поговорим. Сейчас некогда. У меня на носу фестиваль, и ещё кое-какие дела, что поручил твой дед.

— Я видела, как ты трудился вчера в поте лица. У тебя синяк на пол-лица. Опять надрались с акынами. Нашёл с кем пить.

— Ну не с тобой же пить?

— Мог бы и со мной. А то раздразнил девушку и убежал к мужикам.