Крис Вудинг - Ткачи Сарамира

Но хуже всего было то, что от этой преступной связи брат и сестра зачали дитя. Они не осмелились признаться в случившемся матери, богине природы и изобилия Эню.

Аспинис сбежала, чтобы скрыть свой позор. Но девушка была любимицей богов, и ее длительное отсутствие обеспокоило их. Поэтому Оха и Изисия повелели разыскать беглянку.

Так начался Год Пустых Храмов, когда сарамирцы пережили страшнейшие бедствия. Боги отвернулись от их земли, разыскивая сбежавшую из Золотого Царства дочь Эню. Урожай на полях погиб, дули свирепые ветра, иссушая почву, голод пришел на землю Сарамира. Даже Нуки не обращал к Сарамиру свой взор, и солнце светило неярко и тускло в тот год. Люди собирались в храмах, чтобы молиться об избавлении от постигших страну несчастий, но боги не слышали их.

Когда же, всем на радость, Аспинис возвратилась из дикой местности, где скрывалась, боги вспомнили о заброшенных землях. И в Сарамире вновь заколосились поля, рыба выпрыгивала из водоемов, и домашний скот становился все жирнее. Аспинис никому не рассказывала о том, где пропадала. Но пронырливый Шинту, угрожая рассказать обо всем Эню, выведал, где богиня оставила ребенка. Аспинис, не подозревая в нем виновника своего позора, призналась, что бросила новорожденную дочь умирать в пещере далеко в пустыне.

Шинту, горевший желанием увидеть результаты своего вмешательства, отправился к пещере и нашел там дитя живым и здоровым. Все это время девочка питалась змеями и ящерицами, и от этого кожа на ее теле сморщилась, длинные волосы спутались. А глаза стали разными: один – зеленым, а другой – голубым. Шинту сжалился над бедняжкой и взял девочку в свой дом, где растил втайне от всех, назвав Суран. Она была замкнутым угрюмым ребенком, поскольку знала, как бессердечно обошлись с ней боги в младенчестве. Когда Суран выросла, то вновь возвратилась в пустыню, чтобы жить среди ящериц и змей, возненавидев все то, что любили ее родители. Суран, богиня пустынь, засухи и мора стала изгоем, и когда она бушевала, воздух наполняла красная пыль.

Сердце Тэйна тяжело билось в груди. Юноша сидел на носу старой баржи, чувствуя, как та, покачиваясь на волнах, медленно движется вперед. Это было низкое, неуклюжее судно, тяжело нагруженное рудой, которую добывали в шахтах гор Чамил. Грубые крики матросов звучали на разных диалектах. Чайки круто пикировали на судно и взмывали вверх. Они кружились в воздухе, принимая баржу за рыбацкое судно и надеясь на завтрак.

Вокруг послушника кипела жизнь, но это не доставляло ему радости. Тэйн смотрел на дощатую палубу, на которой сидел, красную от кровавого солнца, и изучал древесные линии.

Как эти линии похожи на него самого.

Линии шли одна рядом с другой и редко пересекались. Иногда они заплетались в завитушку или узел, но всегда продолжались с другой стороны.

Юноша чувствовал, что цель ускользает от него, словно смазанная жиром веревка. Кто он такой, какие у него права на запретное для тысяч, а может и миллионов, счастье? Небеса отмеряют подарки и благословения, как хотят, и многие более достойны их, чем простой послушник. Тейн дал обет и пришел в храм, чтобы искупить свое прошлое, а не из благородства или великодушия. Он должен вернуть честное имя. Сколько жизней, сколько жертв потребуется еще, прежде чем боги будут удовлетворены?

Тэйн испытывал тоску по священникам храма, который оставил, но не настоящую печаль. Когда они с Джин возвратились на рассвете в храм, то увидели ужасную картину. Тела святых отцов лежали по всему зданию в неестественных позах, подобно сломанным куклам. Послушник с трудом опознал каждого. Словно лица, которые он знал несколько лет, были заменены восковыми масками с остекленевшими, безжизненными глазами и широко разинутыми ртами, из которых вываливались распухшие языки.

– Они что-то искали, – сказала Джин.

– Или кого-то, – добавил Тэйн.

Взгляд девушки убедил Тэйна, что она поняла, о ком идет речь.

Позже послушник перенес священников из храма в лес, положил тела на траву возле алтаря и обратился к Нокту с просьбой записать их имена и сообщить об умерших Омехе. Он прочитал еще одну молитву Эню. Джин терпеливо ждала. Но когда Тэйн уже заканчивал, донесшийся до него приглушенный вздох девушки подсказал, что что-то идет не так.

Открыв глаза, Тэйн увидел на краю поляны медведей. Тяжелые, черные и коричневые звери, наполовину скрытые в листве, застыли, выжидающе наблюдая за молодыми людьми. Послушник поклонился животным и затем повел Джин к лодке, на которой священники обычно плавали в Запретную деревню, находившуюся неподалеку.

– Разве мы не должны похоронить их? – удивилась девушка.

– Это не наше дело, – объяснил Тэйн. – Лесные животные позаботятся о погибших. Их плоть будет возвращена природе, а души отправятся в поля Омеха.

Путешественники оплатили проезд на барже от Запретной деревни до столицы. Шестидневное путешествие предоставило достаточно времени для самоанализа. Юноша силился понять, почему его не мучает чувство потери, но так и не смог, и это смущало. Он лишился дома, все люди, с которыми жил последнее время, его наставники и друзья, и даже старый мастер Олек, все они умерли прошлой ночью. И все же Тэйн не чувствовал глубокой печали, а лишь ощущал вину за то душевное волнение, которое охватило его в предвкушении неизведанного будущего. Возможно, он никогда и не принадлежал к монашескому братству по-настоящему, но не хотел признавать это до сих пор. Возможно, именно поэтому ему не удалось обрести внутренний покой.

«Эню приготовила для меня другую тропу. Она уберегла меня от смерти и указала мое предназначение. Значит, я самый достойный из ее последователей».

Эта мысль сделала его необыкновенно счастливым.

Солнце уже стояло высоко над горизонтом, когда путники достигли Аксеками, но его свет по-прежнему не проникал на землю из-за пыльной красной завесы, которая закрывала небо. И столица Сарамира выглядела неприветливой на фоне багрового свода. На подходе к городу все чаще встречались развалюхи бродяг. Их хижины на сваях у расшатанных пристаней теснились на берегах. Иссушенные солнцем старики, отталкиваясь шестами, сновали на лодчонках по реке прямо перед баржей. Капитан не замедлял ход судна, не обращая на них никакого внимания.

Обитатели трущоб сидели возле своих лачужек, выделывая кожу или занимаясь ткачеством, бросая, кто настороженный, кто равнодушный, взгляд на неповоротливую баржу, которая двигалась мимо них вниз по реке Керрин. Эти люди доверяли только своим соплеменникам и с подозрением относились ко всем остальным.

Джин подошла и села возле Тэйна. Она расчесывала волосы, рассыпавшиеся по плечам, внимательно всматриваясь в темно-красную воду.