Юлия Барановская - Мгла

— Элли, ответь мне, а не отстал ли кто он группы? Может, пропал? — Не выдержав, спросила я, обхватив себя за плечи, будто замерзнув в теплой комнате.

— Нет, точно нет. — Покачала изящной головой сестренка. — По крайней мере, наша семья и её друзья точно были рядом.

Ах, если бы словами можно было убить, я бы упала замертво в тот же миг. Но- увы, вместо этого я продолжала сидеть в глубоком старинном кресле, не мигая глядя в нежный сиреневый сумрак, клубящийся за окном. А Элоиза все говорила и говорила, не замечая ни моего отчуждения, ни прикушенной нижней губы.

— Элли, — наконец хрипло вымолвила я, не глядя на восторженное личико ставшей вдруг чужой сестренки. — Элли, я что-то устала. Дорогая, давай перенесем разговор на завтра?

— Устала? — Недовольно переспросила Элоиза. — Настолько, что не хочешь узнать о моем успехе на охоте?

— Очень хочу, милая, — все также, не поднимая глаз, ответила я. — Но что-то мне совсем нездоровится…

— Но завтра на это совершенно не будет времени. Завтра бал…перенесенный, между прочим, из-за твоей болезни. — Капризно воскликнула сестра, однако осеклась под моим тяжелым, наконец обращенным к ней взглядом. — Ох, прости… ты и в самом деле выглядишь нездоровой, — признала она, поднимаясь с моей постели. — Наверное, тебе и в самом деле стоит отдохнуть…

Шурша пышной юбкой, сестра вышла за дверь, не забыв, все же пожелать мне доброго сна. А я ещё долго сидела у окна, пытаясь понять, как могло все так измениться за три незаметных дня…

Братья так и не появились. Напрасно простояла я у подземного входа, вслушиваясь в вой ветра. Сперва — я боялась их появления, затем — ждала. А они так и не решились показаться на мои глаза…

Наверное, они боялись моего осуждения, думали, что с нашей дружбой покончено.

А я металась по комнате, заламывая руки и кусая губы, почти не заметив появления камеристок принесших с собой и новое, сверкающее синевой парчовое платье, расшитое алмазами и сапфирами.

Прибывающие в радостном возбуждении женщины споро омывали и умасливали погруженную в невеселые думы меня, крутя словно большую куклу. Я же лишь крепче сжимала губы, послушно выполняя их требования, но думая отнюдь не о предстоящем торжестве.

«Они чародеи», — наконец признала сама для себя я, задумчиво крутя в руках подарок Светоча — все такую же теплую, колющую подушечки пальцев сосновую шишку — напоминание о недавнем путешествие и доказательство, что оно не пригрезилось мне в одном из бредовых полуснов-полуяви.

Мысль эта была столь очевидна, что я даже не удивилась, давно подозревая что-то подобное, лишь прикусила губу, размышляя как поступить. Если бы кто-то спросил, что сделаю я, узнав о том, что в нашем доме таится такая опасность еще этой зимой — я бы смело ответила, что обратилась бы за помощью к храму, ведь ещё в заповедях говорилось,

Что смерть ожидает не только того, кто обращается к черному колдовству, но и тех, кто взял на себя грех принимать его у себя, зная о демонической сути.

Теперь — лишь крепче сжимала кулаки, понимая, что мне уже все равно, кем являются мои лорды. И даже если душа моя будет обречена на вечные муки, я не смогу отказаться от тех, кто так много значил для меня…

Из размышлений меня вырвал скрип двери. Я не стала оборачиваться, довольствуясь отражением в зеркале, да подобострастными поклонами камеристок, вышедших, подчиняясь легкому жесту затянутой в бархат руки.

Темные внимательные глаза прошлись по затянутой в парчу фигуре, останавливаясь на отразившемся в зеркале лице.

— Великолепно, — наконец вымолвила мать, подходя ближе и останавливаясь за моей спиной. — Правда, кое-чего все же не хватает.

На изящный столик из серебристой березы пустилась небольшая коробочка синего бархата. Вторая, уже открытая, была небрежно отставлена в сторону, а по моей шее пробежали знакомые, пахнущие душистой водой руки, оставляя после себя холодную тяжесть старинного ожерелья, застегнутого на моей шее чуть улыбающейся матерью. Слова благодарности застыли на моих губах, так и оставшись непроизнесенными, а глаза недоверчиво рассматривали покачивающееся в такт дыханию украшение.

Алмазную полоса ошейника, растекающегося семью сверкающими подвесками, заканчивающимися каплеобразными сапфирами, центральный из которых казался почти черным.

— Это же… — пролепетала я, недоверчиво прикасаясь к темному камню.

- Да, это именно оно. Ожерелье, подаренное первой баронессе де Элер ушедшими.

— Но… — Неловко пробормотала я, пытаясь расстегнуть тугой замочек. Но была остановлена матерью, мягко, но решительно удержавшей мои руки.

— По преданию, они сказали, что эти камни — дар, зимнему цветку, проросшему среди серых камней. Так что, я всего лишь исполняю их волю, передавая то, что всегда было твоим.

— Мама, — снова попыталась возразить я. — но ведь баронесса де Элер…

— Ты. Я урожденная маркиза де Энжен. Цветок, привезенный на север издалека.

Подумать только, кажется, еще вчера, я принимала тебя из рук повивальной бабки, а сегодня передо мной стоит уже совсем взрослая девушка, красивая, будто вершины разделяющего хребта. Многие мужчины захотят назвать тебя своей. Жаль, что ты не сможешь блеснуть при дворе — там бы ты могла составить поистине прекрасную партию. Впрочем, довольно и тех, что уже вписали свои имена в твою бальную карточку… — Задумчиво произнесла она, извлекая из второго футляра изящные длинные серьги, так же как и ожерелье украшенные тяжелыми, почти черными сапфирами. Серьги были выполнены в форме одинокого цветка — длинная серебряная нить — стебель, и изящная головка, распахнувшая острые лепестки.

— Мама, — встревожено спросила я, наблюдая, как одна из сережек занимает место в моем ухе. — К чему этот разговор? Ты и сама знаешь, что это невозможно. Помимо всего прочего я люблю тебя и отца, и хочу остаться в с вами навсегда…

В одной книге, я вычитала, что судьбы мира вершатся в доли секунд. Но, признаться, не уделила этим словам достаточного внимания, неспособная понять всей тягостности косых резких строчек, написанных чьей-то быстрой рукой. Сейчас мне предстояло убедиться в их правоте.

Мать рассмеялась — громко и немного фальшиво.

— Дорогая, — сказала она, заботливо поправляя смягченные и уложенные красивыми локонами волосы. — Что за глупости? Ты молодая леди, а ты мечтаешь об жизни на границе. Я в твоем возрасте бесконечно флиртовала, кружила головы поклонникам и мечтала, что однажды вся империя падет у моих ног. И куда лучше выбирала круг общения. Гости могут обидеться, что все свое внимание ты уделяешь этим сомнительным молодым людям. Так нельзя. Жаль, что тебя не было на охоте… помимо бесконечных трофеев твоей сестры ты могла бы пронаблюдать и бравость и некоторых наших гостей… Например, маркиз де Ашерэ. Ты, наверное, не знаешь, но этот юноша получил прекрасное образование и настолько бесстрашен, что даже взобрался на крышу одного из храмов и положил руку в пасть демона — Греха, посвятив сие действо твоей неугомонной сестрице…