Дэвид Геммел - Волчье Логово

— Зато мне не все равно. Я твой должник.

— Как успехи у Мириэль?

— Успехи есть. Но я не возьму твоих десяти тысяч.

— Возьми — мне они ни к чему.

— Дело не в этом, будь ты проклят!

— Чего ты злишься?

— Куда ты собираешься уходить?

— На север.

— Можно мне с вами?

— Зачем? — искренне удивился Нездешний.

— Мне больше некуда деваться, и я мог бы по-прежнему учить Мириэль.

Нездешний кивнул и помолчал некоторое время.

— Что-то произошло, пока меня не было, — между вами, хочу я сказать?

— Ничего! — покраснел Ангел. — Боги, дружище, да мои сапоги и то старше, чем она!

— Она могла бы выбрать и похуже. Ангел, — а я должен найти ей мужа.

— Долго искать не придется. Она славная девушка, и ты сможешь пристроить ее не хуже, чем сестру.

— Ее сестры больше нет, — перебарывая себя, чуть слышно выговорил Нездешний. Лицо Криллы снова встало перед ним, и он ощутил, как нарастает внутри холодная, неистовая ярость. — Вот почему за мной охотятся. Ее убил сын Карнака, и правитель нанял убийц, боясь, что я разыщу мальчишку.

— Милосердные боги! Я не знал, что это Крилла. На суде имя жертвы не упоминалось. Бодалена на год изгнали из страны.

— Суровый приговор, ничего не скажешь.

— Уж не к нему ли ты собрался?

Нездешний сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Я иду на север. В Готир.

— Что ж, весьма разумно. Не можешь же ты выступить против целой дренайской армии. Однако ты меня удивил, я думал, месть для тебя превыше всего.

— Как видно, с годами я размяк.

— Что-то непохоже было, когда ты уложил Сенту, — ухмыльнулся Ангел. — И где ты, черт побери, откопал этого пса? Безобразнее зверя я в жизни не видел. Погляди на его рубцы!

— Он медвежатник. Ушел на покой, вроде тебя. Сента с распухшим носом и забитыми кровью ноздрями выполз на порог, когда Ангел нагнулся погладить пса.

— А сходство и впрямь разительное, — заметил он. — Будь здесь твоя мать, она не знала бы, кого из вас двоих позвать к обеду.

— У тебя опять кровь пошла, — сказал Ангел. Пес, ворча, показал клыки, и он выпрямился.

Сента сплюнул кровью и подобрал свою саблю, так и валявшуюся в пыли. С клинком в руке он двинулся к Нездешнему.

— Милосердие — животное редкое. Ты полагаешь, что поступил разумно, оставив мне жизнь?

— Если окажется, что это было ошибкой, я тебя убью, — заверил Нездешний.

— Странный ты человек. Почем ты знал, подходя ко мне так близко, что я не вспорю тебе живот?

— Я этого не знал, — пожал плечами Нездешний.

Сента кивнул.

— Пожалуй, я тоже пойду с вами. Я слышал, ты говорил Ангелу, что идешь на север. Мне всегда хотелось вернуться в Готир. Я пережил там славные деньки.

— С чего ты взял, будто твое общество будет мне приятно?

— Ни с чего — но я слышал и другое, что очень заинтересовало меня.

— Что именно?

— Ты сказал, что подыскиваешь Мириэль мужа.

— И ты знаешь, где его найти?

— Ах, как смешно! Я богат, да и собой неплох, вопреки твоим стараниям. И отец все время брюзжит на меня за то, что я не даю ему внука. Так и быть, возьму ее у тебя с рук долой.

— Ядра Шемака, ну и нахал же ты! — вспылил Ангел.

— Ничего, мне такие по душе, — сказал Нездешний. — Я подумаю.

— Ты это серьезно? Всего несколько минут назад этот человек хотел убить тебя за деньги. Он наемный убийца.

— Это, разумеется, ставит меня ниже того, кто убивает на арене, — вставил Септа.

— Сумасшедшие! — буркнул Ангел, уходя в хижину.

Сента вложил саблю в ножны и спросил:

— А зачем мы, собственно, идем на север?

— Я должен найти кое-кого в Гульготире.

Мириэль вышла к Сенте с миской теплой воды и чистой тряпицей. Она не слышала, о чем говорили Сента с отцом, но видела, что молодой человек вернул себе саблю. Сента взглянул на нее припухшими глазами и улыбнулся.

— Милосердная забота о павшем герое?

— Хорош герой. — Она обмакнула тряпицу в воду и стала осторожно смывать кровь с его лица. Он взял ее за руку.

— Он наступил мне на голову, но в лес не выкинул.

— Скажи ему за это спасибо, — сказала она, высвободив руку.

— Он молодец, сразу меня раскусил. Он знал, что я не убью его, пока он не обнажит оружие.

— Что ты намерен делать теперь?

Он усмехнулся и тут же поморщился от боли в носу.

— Уйду в монастырь и посвящу свою жизнь делам милосердия.

— Я серьезно спрашиваю.

— Слишком серьезно, красавица. Ты смеешься когда-нибудь? Любишь танцевать? Назначаешь свидания молодым людям?

— Не твое дело. И перестань называть меня красавицей, мне это неприятно.

— Нет, приятно, просто ты смущаешься.

— Ты по-прежнему намерен убить моего отца?

— Нет.

— И я должна тебе верить?

— Это уж как тебе угодно, красавица. Сколько тебе лет?

— На будущее лето будет восемнадцать.

— И ты еще девушка?

— Тебе это незачем знать. — Она подхватила миску и вернулась на кухню, где Белаш все еще сидел за едой. Он уже уничтожил львиную долю окорока и полкруга сыра. — Тебя что, месяц не кормили? — рявкнула она.

Он посмотрел на нее темными, лишенными выражения глазами и приказал:

— Подай воды.

— Сам возьми, обжора!

Он потемнел и поднялся на ноги. Мириэль выхватила нож.

— Одно неверное движение, ты, надирский собакоед, и завтрак, которым ты набил себе брюхо, окажется на полу. — Белаш ухмыльнулся и налил себе воды из кувшина в глиняный кубок. — Что тебя так насмешило?

— Эх вы, колиши, — хмыкнул он, срезая с кости остаток ветчины.

— Что мы?

— Где твои дети? Где твой муж? Зачем ты снарядилась, как на войну? Ножи, мечи — экая глупость.

— Ты полагаешь, что женщина не способна ими владеть?

— Отчего же? Способна. Видела бы ты мою Шиа — она орудует и ножом, и мечом, и топориком. Но это противоречит природе. Война — дело мужчин, дело чести и славы.

— И смерти.

— Разумеется. Потому-то мы и должны защищать женщин. Нужно родить много детей, чтобы заменить убитых воинов. — Не лучше ли не воевать вовсе?

— Ба! Что проку толковать с женщиной, только время попусту тратить.

Мириэль вдохнула полной грудью, но воздержалась от дальнейших замечаний и, оставив надира продолжать его бесконечный завтрак, пошла укладываться.

Глава 8

Хеула поднялась с плетеного стула, поморщившись от ревматической боли в бедре. Огонь угасал, и она склонилась с трудом, чтобы положить полено на угли. Было время, когда ее огонь не нуждался в топливе и ей не приходилось ходить в лес за хворостом.

— Будь ты проклят, Цу Чао, — прошептала она, но и проклятие не принесло ей облегчения — некогда такие слова сопровождались бы хлопаньем крыльев и хриплыми криками ванший, слетающихся к жертве.