Ольга Лукас - Спи ко мне

Когда она училась на третьем курсе, Ермолаевы сняли новое помещение, в только что отстроенном торговом центре. «Вещи на вес» давно канули в небытие. Теперь у магазина была своя идея: современная, чуть сумасшедшая молодёжная одежда. У входа, по совету Снусмумры, повесили вывеску – «Всегда в продаже свежие прикиды». Некоторые заходили только для того, чтобы спросить, что такое «прикиды», и часто становились постоянными покупателями. «Свежие прикиды» – так прозвали эту точку поклонники. Впоследствии название стало официальным.

Светка уехала в Германию. Оказывается, у них с Эльзой вспыхнула любовь с первого взгляда. Но вернее всего, Эльза была олицетворением волшебной страны Заграницы, которую Светка любила с самого детства. Снусмумра собрала группу и выступала в клубах. Игоря Наташа несколько раз встречала в супермаркете у метро. Один раз он встал за ней в очереди. Разговорились. Игорь продолжал жить с родителями и работал дизайнером в агентстве «Прямой и Весёлый».

– Дизайнер? – обрадовалась Наташа. – Одежду проектируешь?

– Не. Рекламу. Знаешь, я должен сказать…

– Реклама – это не ко мне. У нас и без рекламы всё пучком.

Игорь хотел объяснить, что без рекламы сейчас никак нельзя, но тут как раз подошла Наташина очередь.

– Вот что я сказать-то хотел… – уже у выхода догнал её Игорь.

– Рада была тебя увидеть, – улыбнулась Наташа и чмокнула его в щёку. – Пока!

Так он в тот раз и не сказал ей ничего важного.

Глава четырнадцатая. Хрупкий мир и жесткий мир

Наташа ждала вечера. Ждала и боялась. Рыба либо придёт, либо не придёт. Найдёт её или не найдёт. Может быть, он снится всем девушкам подряд и заманивает их к себе в подземный будуар; может быть, у него хобби такое – соблазнять жительниц других миров. Дон Жуан межгалактического масштаба. Их разыскивает Космопол. И уже не найдёшь его, если он просто забудет о ней и перестанет сниться.

Всё ближе и ближе полночь. Наташа читала журнал, не понимая ни слова, руки дрожали. Он может появиться в любой момент. Уже не может. Уже поздно. Обычно в это время он рядом. Ну что ж, спасибо ему за интересное приключение. А теперь можно спать по-настоящему: без сновидений.

Она уснула сразу, и тут же поняла, что приключение ещё не закончилось. На голове была подаренная Рыбой шляпка, над шляпкой – крыша, сложенная из прозрачных пятиугольных плиток. Там, наверху – небо, синее-синее, с белыми прядями облаков. Наташа стояла на карнизе шириной не более метра. Она оказалась на последнем этаже четырёхэтажного крытого пассажа. Как видно, четвёртый этаж был жилой, потому что все окна отражали небо. Должно быть, здесь живёт какой-нибудь потомственный аристократ с семейством. Как бы не прибежала охрана, не арестовала за незаконное проникновение на частную территорию. Интересно, как арестовывают во сне?

Невдалеке виднелся перекинутый от карниза к карнизу тонкий прозрачный мостик. Наташа осторожно взошла на него и посмотрела вниз. На третьем этаже, за широкими стеклянными витринами, в полумраке, освещенном лишь висящими в воздухе огненными шарами, виднелись столики – значит, там ресторан. Ещё ниже, на втором этаже – лавка, в которой продаются… нет, не разобрать.

Наташа перебралась на противоположную сторону, толкнула ближайшее окно (оно бесшумно открылось внутрь), шагнула через подоконник и попала в музейную залу, увешанную зеркалами и картинами. Прошла её насквозь, очутилась на кухне с высоким прокопченным потолком и даже почувствовала запах жареной картошки. Открыла дверцу массивного буфета и вышла сквозь неё на неширокую мраморную лестницу с крутыми узкими ступенями. Перила были сделаны из простого тёмного металла, стены облицованы деревянными плашками, уложенными ёлочкой, наподобие паркета. «Чёрный ход!» – догадалась Наташа.

Ступени пружинили под ногами. Она легко спустилась вниз, открыла дверь на улицу и сразу попала на шумный овощной базар: людей почти не было видно, лишь там и сям мелькали тени или кто-то вдруг появлялся из темноты, прижимая к груди кулёк со свежей клубникой, и тут же пропадал из виду. Кругом гомонили покупатели, звенели невидимыми колокольчиками хитроумные весы или кассовые аппараты, похожие с одного боку на часы с кукушкой, а с другого – на старинный телефонный аппарат. Пройдя базар насквозь, Наташа очутилась на противоположной стороне пассажа. Посмотрела вверх: ну, точно, вон там, вдалеке – знакомый мостик, с которого она пыталась рассмотреть второй и третий этажи. А вот и Рыба!

Он стоял, прижавшись спиной к непрозрачной стене своей мастерской, и на него наступал крючкообразный господин: спина колесом, нос закорючкой, руки как коряги.

Наташа подошла поближе, и часть прозрачной стены, словно узнав её, тут же отъехала в сторону, приглашая войти внутрь.

– А я говорю: что ни налей – теряет вкус, чтоб его ветром унесло! – взмахнул рукой-корягой крючкообразный.

– А я повторяю – это невозможно. Моя чашка тут ни при чём. Скорее всего, у вас онемение вкусовых рецепторов. Обратитесь к врачу.

– Я к своему брату обращусь. Он приближенный императора. Выкинуть тебя из столицы ему ничего не стоит.

Крючкообразный господин едва держался на ногах: видимо, он действительно не чувствовал вкуса того, что пьёт, и перепутал утренний кофе с какой-нибудь местной разновидностью особо крепкого напитка. Рыба пытался его успокоить, но каждая новая здравая мысль только раззадоривала обидчика. Его обвинения были несправедливы – он сам это знал, и оттого злился ещё сильнее. А Рыба ничего не мог с ним поделать – от этого крючкообразный чувствовал себя ещё более безнаказанно.

И тогда Наташа заорала. В этом сне не нужно было ничего доказывать, нужно было просто голосить. Громкий крик, на одной ноте, переходящий в визг, в ультразвук, заполнил собой всю столицу Просвещенной Империи, все окрестности, вплоть до границ, к которым в ужасе жались безродные жители окраин.

– Извините, – опустил голову обидчик. – Конечно, я был не прав.

И ушел, уменьшаясь с каждым шагом. Наташа проследила за ним взглядом – он совсем слился с землёй, не дойдя до конца пассажа.

– Спасибо, – сказал Рыба таким тоном, словно Наташа вовремя подала ему нужный инструмент.

Больше к этому не возвращались.

Рыба обнял Наташу и прижал к себе. У них снова была одна кожа на двоих – ничего не изменилось, и вряд ли изменится. Зря боялась.

Мгновение – и Рыба уже сидит за столом, руки пляшут над бесформенной массой, которая вскоре станет сверкающим шедевром с маленьким огоньком на дне, и говорит, говорит, говорит.