Александр Прозоров - Череп епископа

— Нам что, больше всех надо? — не удержался Малохин.

— Сережа, — повернулся к нему Картышев. — Полчаса назад кое-кто очень красочно излагал, что все мы находимся на воинской службе. Ты случайно не помнишь, кто бы это мог быть?

Росин поморщился, сделав пару шагов, заглянул в столовую, где белокурая Зинаида навалила гостю полную миску варева. Парень уплетал за обе щеки: явно оголодал, даром что храбрился и рвался продолжать скачку.

— Черт, черт, черт! — у мастера не было ни малейшего желания снова бросать своих друзей в мясорубку рукопашного боя, но получалось, кроме них прикрывать стоящие на Неве деревни больше некому. — Черт! Игорь, Сергей, Алексей… Кто еще у нас полный доспех имеет? Юра Симоненко и Миша Архин. Быстро одеваемся. А остальные остаются с Саней заниматься стеклом. Черт! Давайте быстрее мужики, раз уже решились.

Никита уже возвращался после проверки сетей, когда увидел подпрыгивающую на берегу и размахивающую руками Настю. Она что-то кричала и указывала в сторону соседнего селения. Хомяк повернул туда голову и увидел поднимающийся к небу густой дым. В памяти моментально всплыло предупреждение одного из собратьев по несчастью: «Увидишь дым, прячься. Так предупреждают о нападении врагов». За полгода относительно спокойной, размеренной жизни он совсем забыл о том, что в этом мире человеку грозит опасность в любую минуту, и что первый день после попадания в прошлое начался именно со зрелища разоренной деревни.

Рыбак налег на весло, спеша пересечь Неву, и с опаской посматривая вниз по течению, откуда в любой момент могли появиться враждебные суда. То, что по суше сюда способен добраться только местный, хорошо знающий все ходы и выходы человек, он уже усвоил.

— Скорее! — поторопила его Настя. — Ужо полдня сырость жгут. Свиней уводи.

Однако Хомяк, бегом взбежавший на взгорок, в первую очередь выдавил из широких стенных проемов окна. Снятые с брошенных на лугу автомобилей, они были единственными на всей планете. Укради их пираты, или просто разбей из баловства — и заменить ровные, прозрачные каленые стекла не удастся уже ничем и никогда.

Правда, стекло не боится не воды, ни грязи, и не выдает себя шумом, а потому Хомяк просто отволок рамы в кустарник и притопил в торфяной луже. Затем засыпал лаз в погреб, опрокинув на люк заранее приготовленную кучу песка, добавил для естественности немного поросячьего навоза.

— Уходи, Никита! — закричала сверху женщина. — Не успеешь!

Забрав с собой лопату — может тайник выдать — хозяин поднялся к сараюшке, откинул жердину, открыл дверь. Свиньи, словно почуяв надвигающуюся угрозу, с готовностью выбежали наружу и потрусили по уходящей в сторону Орехового острова тропе. Хомяк, оглянувшись в последний раз на дом, решительно махнул рукой: всего не спрячешь, побежал следом. Перед поворотом оглянулся:

— Настя! Сюда давай!

— Иди, я берегом догоню! Лодку в затон спрячу!

Никита кивнул и погнал похрюкивающее стадо в сторону березняка. Примерно через полтора километра он обошел розовых свиней со стороны реки, взмахнул руками, отпугивая их в сторону темного ельника. За плотной стеной елей начиналась заболоченная прогалина, летом пересыхающая, а в сезон дождей намокающая так, что крупные хряки проваливались по самое брюхо, а поросят приходилось нести на руках. Зато на воде не оставалось никаких следов, а догадаться, что в паре сотен шагов, за длинным продолговатым холмиком, стоит несколько крытых лапником шалашей, было просто невозможно.

Загнав животину за холм. Хомяк несколько минут постоял на гребне, ожидая Настю, а потом спустился следом за скотиной. Каждую из них следовало привязать за лапу или шею к деревьям — чтобы ненароком не сбежали с островка и не выдали убежища чужакам. А Настя про схрон знала: именно она и рассказала про него нечаянному супругу.

Молодая женщина, выглядящая от силы лет на четырнадцать, в это время загнала лодку в находящийся немного выше по течению небольшой затончик, в котором уже стояла полузатонувшая плоскодонка, слегка выволокла ее на берег, потом осторожно выбралась под вервями склонившейся к воде плакучей ивы. Оглянулась. Высокие плетеные корзины с уловом явственно проглядывали на фоне темной воды. Настя вернулась, с натугой выволокла одну корзину, оттащила ее в колючий шиповник, потом туда же перенесла вторую, полупустую. Теперь рассмотреть скрытые берегом лодки было невозможно.

Настя побежала на холм, метнулась в избу, пробежалась вдоль полок, собирая чугунки, приоткрыла в углу лаз в подпол, кинула их туда, подальше от жадных глаз, кинулась к дверям, но в последний миг остановилась, схватила с печи тряпицу с солью, запихала ее в стоящую рядом миску, выскочила наружу, спрятала под крыльцо. Побежала было к тропе, но, спохватившись, воротилась, снова заскочила в дом, схватилась за лежащие у стены тюфяки и, поднатужившись, перетащила их на лаз в подпол. Бросилась к выходу, но в последний миг взгляд ее упал на металлический черпак. Она метнулась к нему, схватила, остановилась, оглядывая избу, а потом решительным движением по самую рукоять утопила в бадейке со свиным варевом.

Теперь точно все! Настя повернулась к двери и увидела расплывшиеся в довольной улыбке лица двух смуглых, взъерошенных воинов, одетых в длинные кованые куртки, спускающиеся до середины бедер. Носить штаны они считали ниже своего достоинства, ограничившись на ногах только мягкими тапочками, оба имели в руках палаши весьма внушительного размера.

Женщина попятилась. Один из воинов подступил ней ближе, с силой толкнул, опрокинув на сваленные в углу тюфяки, резким рывком задрал подол сарафана принялся шарить грязной рукой между раздвинутых ног. Настя сопротивляться не посмела. Насильник опростал свое напрягшееся достоинство, направил его в желанную цель и с силой вонзил на всю длину и принялся работать вперед-назад, с интересом наблюдя за реакцией на лице своей жертвы. Второй воин пошел вдоль полок, скидывая их содержимое на пол и лишь изредка заглядывая внутрь той или иной емкости.

Послышался сладострастный стон. Воин оглянулся на угол, но вместо получившего наслаждение друга, готового уступить свое место соратнику, увидел скрюченное судорогой тело, и поднимающуюся с тряпок зарумянившуюся девушку.

— Гарпия! — заорал воин, кинулся на порождение ужаса и по самую рукоять вонзил палаш ей в живот. Чистое и сухое лезвие вышло у девушки из спины, блеснув отточенной сталью, но она не упала, не отшатнулась назад и даже не застонала. Она схватила воина обеими руками за голову и прильнула к нему в долгом, страстном поцелуе…