Маргит Сандему - Ущелье дьявола

— Ты полагаешь, я должен отправиться туда прямо сейчас? — испуганно спросил он. Она сделала нетерпеливый знак рукой.

— Нет, разумеется, нет, сначала выполни поручение Арва Грипа, он ведь тоже один из нас. Но не задерживайся после этого в Бергунде. У тебя нет времени! К тебе хотела придти Ингрид, но ты не знаешь ее, поэтому пришла я.

— Моя прабабушка Ингрид? Она тоже одна из вас?

— Конечно! Она так беспокоится за свой любимый Гростенсхольм!

— Понимаю. Я чувствую себя таким беспомощным. И мне так грустно!

— Но мы не хотим видеть тебя печальным, Хейке, ты этого не заслужил. Ты же знаешь, что священное наследство Людей Льда принадлежит теперь тебе, не так ли? Но ты им пока не обладаешь, оно находится в Норвегии. Поэтому тебе не известны все его тайны. И мы должны помочь тебе. Ты получишь от нас кое-что, имеющее свойства, противоположные свойствам мандрагоры. Это такая травка, совершенно невзрачная, горькая на вкус.

Лицо Суль стало казаться ему расплывчатым, хотя до этого он видел его четко.

— Под горечью я понимаю не вкус, хотя он и не из приятных, — сказала она своим странно отдаленным голосом. — Горьким является ее действие. Эта травка убивает тоску, мечты и желания по отношению к другому человеку. Хочешь попробовать ее, Хейке?

Грудь его была наполнена безысходной тоской, и он тихо сказал:

— Это было бы лучше всего…

— Прекрасно, — кивнула она. — Когда ты спустишься с плато на луг, остановись на краю леса. Там и растет эта трава, хотя теперь от нее остались лишь увядшие листья. Но торопись, а то скоро выпадет снег! У этой травы пятиконечные листочки, похожие на ладонь. Разотри их в порошок и съешь! И сможешь спокойно продолжать путь.

Он обернулся, чтобы поблагодарить ее, но обнаружил, что рядом никого нет. В растерянности он снова сел на коня. Было ли это на самом деле? Не было ли это просто фантазией его измученной души?

Через полчаса он спустился вниз на каменистую равнину. Остановившись, Хейке слез с коня и принялся искать эту траву на обочине дороги, на самом краю леса.

Вскоре он нашел маленькое растение с остатками пятиконечных листьев, слегка припорошенных мокрым снегом. Оборвав листья, он выпрямился.

Он долго стоял так, держа их в руке, поглаживая их пальцами другой руки.

Теперь он имел представление о чувствах, испытываемых одним человеком к другому человеку: представление о нежности. Чудесное ощущение взаимосвязи, привязанности — совершенно ошеломляющее чувство, о котором он не осмеливался даже и мечтать.

«Разотри листья в порошок и проглоти их!»

Его рука инстинктивно сжалась, и он услышал сухой хруст. Разжав ладонь, он увидел коричневый порошок.

Потом тряхнул головой, словно желая вернуться к реальности. Что он, совсем рехнулся, собираясь съесть сухую траву? Будто бы это и в самом деле поможет! Наверняка это его собственная фантазия сыграла с ним такую шутку!

Нет, это не первый раз он видел своих предков, несчастных «меченых» из рода Людей Льда. Он знал, что обладает способностью видеть незримое.

И снова мысли его обратились к реальности. Он увидел перед собой чистое, прекрасное лицо и доверчиво смотрящие на него глаза.

Это проклюнувшееся в нем чувство не должно было вырасти во что-то большее.

Сухие остатки травы поплыли куда-то мимо. Он глотнул несколько раз и вытер глаза.

Его чувства к Гунилле были еще в зачаточном состоянии. Он думал о будущем, о том, что ему еще не раз придется глотать эту травку. Травку, которая приглушит всю его болезненную тоску — ту чудесную тоску, с которой ему не хочется расставаться. Но он был Хейке, от этого никуда не денешься. Хейке, осужденный на одиночество.

Иногда он проклинал мандрагору, которая с таким ожесточением боролась против Сёльве за выживание Хейке.

— Так будет лучше всего, — шептал он, с трудом удерживаясь от плача. Потом положил растертые листья в рот и запил их молоком из фляги, которую ему дала Гунилла.

В самом деле, трава имела горький вкус! Но ведь не напрасно говорят, что любовь горька на вкус.

Глубоко вздохнув, он вытер глаза.

И продолжал свой одинокий путь на восток.

9

Рождественское богослужение не привлекло должного внимания Эрланда Бака. Не отличаясь особым богопочитанием, он готов был забыть об Иисусе в колыбели ради одного лишь профиля Гуниллы, белеющего среди черных косынок на женской половине.

Если бы она только повернулась к нему! «Повернись и посмотри на меня!»

Нет, он не обладал гипнотическими способностями.

«Для нее не существует никого, кроме тебя, Эрланд. Ты — единственный, кто ей нужен». Легко так говорить этому странному Хейке. Но на деле же… Прости, Господи, что я думаю об этом в церкви! Как можно говорить об этом с девушкой, не допускающей ни одной фривольной мысли?

Но все-таки Эрланда согрели слова Хейке. Ему хотелось быть ласковым со своей Гуниллой, сделать для нее что-нибудь хорошее. Но что он мог поделать со своей грешной страстью, разгоравшейся в нем в ее присутствии? Разве она не должна была гордиться этим?

А как он мечтал о Гунилле, находясь в Стокгольме! О том, как им будет хорошо вдвоем. При мысли об этом комок застрял у Эрланда в горле.

Он должен был сдерживать себя, сдерживать! Не лезть к ней под юбки! Ему следовало набраться терпения, пока она сама не упадет в его объятия, вот что имел в виду Хейке. Но, Господи — прости еще раз! — как ему, Эрланду Бака, капралу Гвардии Его покойного Величества, справиться со всем этим?

Эрланд вздохнул так, что мундир чуть не лопнул. Придется смириться с этим. Здесь нужна воля, без сомнения. Но плоть требовала своего, а дух был слаб… Нет, такого быть не должно!

И когда пели последний псалом, он только бормотал слова, не отрывая глаз от профиля Гуниллы. В конце концов один из его братьев дал ему тумака и прошипел:

— Ты мог бы, по крайней мере, бормотать в такт, раз уж ты придумал новые слова!

Эрланд покраснел и опустил голову. Он пел, как умел.

Когда все, сбившись в кучу, направились медленно к выходу, ему посчастливилось подойти к ней.

— Можно, я зайду к тебе вечером? — прошептал он. — Мне нужно с тобой поговорить.

— После обеда я собираюсь домой, в Кнапахульт, — нервозно произнесла она.

— Прекрасно! Я провожу тебя через лес.

Она вздохнула, но не нашла, что сказать против.

И вот Эрланд стоял и ждал ее в сумерках. Ждать ему пришлось долго, и он основательно продрог. Но его согревала нежность, потому что «новый» Эрланд ощущал в себе такую силу и такое мужество, что никакой мороз его не брал. Увидев его, она сразу решила: никаких чувственных связей с ним! Посмотрев ей в глаза, он торжественно пообещал: