Эдуард Веркин - Пчелиный волк
Дрюпин скис. Сирень была совершенно равнодушна. Сим из вод не показывался, спокойны были воды.
– Не знаю, Дрюпин. – Я пожал плечами. – Может быть, его и не убили, того парня. Может, он до сих пор в пятом блоке. Ты там был хоть раз?
– Не был… – помотал головой Дрюпин. – Сам же знаешь…
Дрюпин отвернулся, и я понял, что он врет. Дрюпин тоже понял, что я понял.
– Ну, был, был. Только там ничего интересного нет. Такие же комнаты, как у нас, вот и все. У них в главный вентилятор крыса забралась, а механик ногу сломал.
– Пройти туда можно?
– Нет, – однозначно ответил Дрюпин.
– Сенсоры?
– Хуже. Там после входа сразу начинается коридор. Почти тридцать метров. А над коридором танки с клей-бетоном. Старая схема. Если нет допуска, срабатывает сброс. Через клей-бетон не прорваться никак вообще, ты же знаешь…
– Отключи сброс, Дрюпин. Ты же технический гений. Влезь в базу данных…
Дрюпин ехидно рассмеялся:
– Это только в кинах можно влезть в управление ядерной ракетой! – Дрюпин плюнул в воду. – Если все было бы так просто, то уже давно ядерная война бы сделалась. Нельзя отключить сброс.
Я задумался.
– Может, ты чего скажешь? – спросил я Сирень.
– Надо проверить пятый блок, – сказала Сирень.
– Надо проверить, – сказал я. – Надо проверить пятый блок.
– Пчелиный волк… – вздохнул Дрюпин и снова пошевелил пальцами в воде.
– Что, пальцы болят? – заботливо спросил я. – Перекачал небось?
– Голова болит.
– Голову перекачал? Тут надо осторожнее…
– Существует какая-нибудь возможность проникнуть туда? – спросила Сирень. – Ну, дистанционно?
По воде пошли круги, затем показалась блестящая голова. Это был Сим. Вокруг морды у него была обмотана лыжная палка, спина покрыта длинными водорослями, а в обрубок хвоста вцепился большущий рак.
– Надо думать, – сказал Дрюпин. – Я должен хорошенько подумать…
– Правильно, – согласно кивнул я. – Ты подумай, а мы с Сиренью вечерком к тебе придем. Я недавно склеил «Монополию», поиграем на жалованье, у меня его что-то много скопилось. А пока я двину. Зайду в медпункт, пусть этот живодер выпишет мне витамины. А вы тут не засиживайтесь, атмосфера над нами очень тонкая, много вредных излучений. Могут волосы выпасть. Как у Седого.
И я отправился на тренировку к Варгасу. Потренировался, пообедал, еще потренировался, потом сделал ланч – хлеб с толстенным куском курицы, короче, все, как обычно.
Часов в семь я вернулся в свою комнату, улегся на кровать и лежал в неподвижности почти час, потому что хотелось.
Ни о чем не думал.
Вечером в мою дверь раздался стук, тук-тук. Я был несколько удивлен, обычно в двери стучать у нас на базе не принято. У нас на базе принято вламываться. Не потому что демократия, а потому что хамы. Хамье, хамлоиды, ну, да ладно, пусть живут себе, мышки-норушки.
Постучали снова.
– Войдите! – крикнул я.
Дверь отворилась, и вошла Сирень. У Сирени было такое встревоженное выражение лица, что я просто обязан был над ней немножечко подшутить.
– Я голый! – завизжал я. – Отвернись!
Сирень зажмурилась и шарахнулась на ощупь из моей комнаты, наткнулась на дверь, стукнулась лбом, нелепо хлопнулась на пол. Продолжая закрывать глаза.
– Какая распущенность нравов! – негодующе сказал я. – Вламываться к мальчикам, когда они в душе! Тебя этому бабушка учила?
– Нет, конечно! – ойкнула Сирень. – Я и не думала. Честно! Я… я…
Сирень покраснела, причем до самой красной степени покраснения.
– Все! – Я всхлипнул. – Все!
– Извини, пожалуйста. – Я с удовольствием отметил, что впервые голос у Сирени дрогнул. – Извини, я не хотела…
– Не хотела, не хотела, – запричитал я капризным голосом. – А что мне теперь делать? Что?
– Как что? – не понимала Сирень.
– Ты что, не понимаешь? Пять лет назад я поклялся на томике Аполлинера в любви и вечной преданности Анастасии Цымбалюк! Поклялся своими ногтями, что буду хранить ей верность! А теперь? Теперь все!
– Что все?
– Теперь ты, как порядочная девушка, должна на мне жениться. То есть замуж должна выйти.
Сирень все еще сидела на полу. Прикрывала руками глаза. Это было восхитительно, я пожалел, что под рукой нет фотоаппарата. Поскольку зрелище достойно затвора фотохудожника. На полу сидит симпа… на полу сидит растерянная девчонка, закрывающая глаза ладошками, на правом боку у нее пятидесятизарядная «Тесла-С», на левом две гранаты.
– Да-с, мадемуазель, теперь ты, как честная девушка, обязана выйти за меня замуж.
– Как это? – окончательно оторопела Сирень.
– Так это. Через две недели свадьба. С моей стороны свидетелем будет Седой, ты можешь пригласить Дрюпина. Посидим по-хорошему, по-семейному…
Сирень попробовала было отнять от лица ладошки, но я рявкнул:
– Я еще не одет!
Я помучил ее еще немного, потом сказал:
– Ладно, можешь встать.
Сирень встала. По ее щекам еще бродили архипелаги красноты, это было пикантно.
– Я это… – начала она.
– Ты хочешь извиниться передо мной и Екатериной Цымбалюк? – злобно спросил я.
– Ты же говорил – Анастасией… Опять придуриваешься?!!!
Сирень снова покраснела. Только от злобы.
Я счастливо расхохотался. Сирень шагнула ко мне, сжимая свои смертоносные кулачки.
– Спокойно, Гертруда. – Я остановил Сирень. – Не бей меня, я тебе пригожусь. Как настоящий джентльмен я освобождаю тебя от твоего слова. Можешь не выходить за меня замуж, выходи за своего Дрюпина. Да, он лучше меня…
– Хватит, – строго сказала Сирень. – У меня серьезная информация.
– Говори. – Я тоже стал серьезен, серьезен, как Джомолунгма.
Сирень подошла ко мне поближе и протянула руку. Сначала я не понял, но Сирень моргнула, и я догадался. И подивился ее хитрости.
Азбука Морзе. Сирень прекрасно знала, что нас прослушивают, просматривают и, наверное, прощупывают какими-нибудь там Г-лучами. Поэтому она сжала мою ладонь и мелкими движениями передала.
Сорок минут назад из «Бурелома» вывели мальчика и проводили в пятый блок.
Вот так.
Вслух же, чтобы не привлекать внимания, Сирень сказала следующее:
– У меня к тебе серьезная информация.
– Ван Холл подавился морским ежом?
– Нет. Мне кажется, Дрюпин сошел с ума.
Зря они обучили нас азбуке Морзе, зря.
– В чем это проявляется? Если в том, что он бьется головой об стену, то в этом нет ничего необычного…
– Если бы, – вздохнула Сирень. – Дело гораздо хуже. Дрюпин решил работать над железной рукой…
– Ему обычной руки уже не хватает, – сказал я. – Подавай ему железную…
– Ты не дал мне договорить. Ладно бы, если он просто хотел представить себе железную руку. Все еще хуже. Он стал считать себя воплощением Фридриха Барбароссы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});