Последний сон ее смертной души - К. Берд Линкольн
Больше криков. И рычание. Я дрожала, зубы стучали так сильно, что я прикусила язык. Со вкусом крови пришел запах дыма. Деревья пылали, открывая силуэты борющихся людей и Иных. Я обернулась, поползла по земле, не замечая уколы хвои и камней в ладони. Мне нужно было вернуться к Марлин. Выстрелы прекратились.
Порыв ветра сбил меня, и волосы спутались и закрыли лицо. Громовая птица взмыла в воздух, Кваскви сидел между крыльев, раскрыв рот в крике, который заглушал растущий шум сражения.
Мое сердце колотилось в груди, боялось за Марлин. Мне нужно было добраться до погребального костра. Огня было много, и поляну уже не укрывала тьма. Я видела, как Элиза стояла перед грудой угасающих углей, сжимала руку Марлин, словно удерживала ее. Я обогнула обломки палатки, добралась достаточно близко, чтобы заметить на лице Марлин парализующий страх.
И радость на лице Элизы.
— Что ты делаешь? — Кен вернулся. Он прижал меня к своей груди. От него едко пахло дымом, и моя рука задела его спину сквозь изорванную куртку, там была кровь. Пон-сума был неподалеку, волосы уже не были оранжево-каштановыми из-за краски на черных азиатских волосах, а ослепительно-белыми, кроме прядей темно-красного и пепельного цвета. Его обычно спокойное лицо было мрачным, словно все силы уходили на то, чтобы оставаться тут в человеческом облике.
— Марлин, — процедила я.
— Она в порядке. Элиза уведет ее, — сказал Кен на японском.
— Нет!
— Напавших сдерживают. Она будет в порядке.
— Не Элиза.
Кен посмотрел на меня, лицо стало хищным, острым, но глаза были испуганными. Он увидел решимость на моем лице.
— Пон-сума! — сказал он, отдал приказы на неразборчивом сленге якудза.
Пон-сума встряхнулся, расслабил мышцы плеч и длинных рук. Он поймал мой взгляд и прижал кулак к груди, а потом раскрыл его, направив в мою сторону.
— У ворот, — сказал он и направился к погребальному костру, только он двигался среди испуганных сжавшихся Иных, которые не сражались на парковке.
Еще один выстрел вызвал хор испуганных криков.
Молния ударила снова — взрыв жара и света, опаливший мои щеки и заставший меня закрыть глаза. Я стерла слезы от жуткого вида Буревестника, спускающегося на землю над огнем среди дыма, хлопая огромными крыльями.
— Это наш шанс, — сказал Кен. Он отправился к краю поляны, мы прошли так близко к обрыву, что мне было не по себе. Мы пошли к тропе, теперь скрытой облаками дыма и пепла, поднятого крыльями Буревестника.
— Постой. Марлин!
— Они за нами, — Кен сжал меня крепче, поцеловал меня в лоб, его губы были теплыми. — Доверься мне, Кои-чан, — прошептал он в мою кожу на японском. — Не шуми.
Мы пропали. В один миг темные глаза Кена прожигали во мне дыры, в другой я смогла видеть только силуэт темного леса. Он иллюзией делал нас невидимыми. Шум утих, и мы приблизились к тропе, где величаво стоял Буревестник, дым рассеивался.
Ряд мужчин в камуфляжной одежде и лыжных масках стояли на коленях на хвое, сцепив ладони за шеями. Оружие, снаряды и прочие вещи лежали грудами вместе с толстыми ружьями. Небольшая кучка телефонов и видеокамер лежала у ног Кваскви, пугающего своим чистым величием и улыбкой, показывающей все его большие зубы.
У деревьев черный и полярный медведи сидели на задних лапах, прижав спины к стволам, сторожили. Несколько мужчин и женщин, все еще в нарядах, хоть и изорванных и испачканных жидкостями, осматривали раны друг друга. Двое-трое из Иных были низкими, как подростки, но их морщинистые лица делали их взрослыми. Среди них была Маригольд, следила за пленниками с длинными ножами с зазубринами в руках. Никто не лежал на земле. Никто не был мертв.
«Мы же не убьем их?».
Кваскви прошел вдоль ряда, источая угрозу и власть. Некоторые вздрагивали, когда он приближался. Мужчина всхлипнул. Кваскви посмотрел на него, третьего с конца. Он встал перед парнем, упер ладони в бедра, а Кен нес меня мимо Буревестника. Я зажмурилась, боясь глаз древнего орла, и открыла глаза, чтобы увидеть, как Маригольд смотрит в нашу сторону. Она точно нас видела.
«Кобольдов иллюзия не обманывает», — это я добавила в кучу фактов об Иных. Кен остановился, Кваскви поднял парня за воротник большой куртки, прошел к краю утеса. Он выпрямил руки, держал парня над краем, мышцы плеч напряглись от усилий.
— Маригольд, — приказал Кваскви. Она прошла к другому парню, поддела кончиком ножа лыжную маску.
— Они не могут, — прошептала я Кену. Он замер, но сжал меня сильнее, предупреждая.
Маригольд подняла парня, при этом разрезав его маску. Стало видно знакомое лицо Тора. Пит. За нами донеслось оханье. Марлин. Они с Пон-сумой были невидимы для меня, как мы для них.
— Сколько еще в лесу? — вопрос Кваскви был обращен к всхлипывающему мужчине в воздухе, но ответил Пит:
— Никого, — сказал Пит.
Кваскви убрал от парня одну руку. Он тут же опустился на три фута, его голова оказалась параллельно краю утеса.
— Сколько? Вы не напали бы на нас вшестером.
— Я не знаю, клянусь! — висящий всхлипывал, говорил невнятно. — Они звали вас демонами… но я думал, что это… я не знал, что вы — монстры.
Все мужчины на коленях повернулись к утесу, опустив руки. Медведи и Маригольд позволили это.
Громовая птица зашуршала крыльями. Трое из парней на коленях отодвинулись.
Пит не испугался. Он улыбнулся ножу Маригольд у его лица.
— Мы не знали о вашем питомце.
Маригольд склонилась ближе.
— Буревестник — не питомец.
Кваскви цокнул языком о зубы.
— Давай я буду говорить. Блин, рука устала. Кто остался в лесу?
Руки висящего парня царапали камни, вырывали одуванчики, всхлипывая, произнося, как казалось, имена мужчин.
— Молчи! — сказал Пит. — Я — твой Великий дракон. Я приказываю заткнуться.
Кваскви вздохнул, вытащил парня на край. Парень лежал, задыхаясь, сжимал хвою так, словно она не дала ему соскользнуть на камни внизу.
Великий дракон. Я выдохнула, всхлипывая. Всегда драконы устраивали проблемы.
