Стигма ворона 4 - Юлия Николаевна Горина
— Молчать! — снова гаркнул на Червя стражник с копьем. Древко взметнулось в воздухе и рассекло воздух, ударив разговорчивого пленника по лицу. Червь скрипнул зубами, но не пошевелился. Из разодранной наконечником щеки хлынула кровь.
Второй тюремщик схватил Шаккана за плечо и вытащил в коридор.
Потом двери закрылись.
— Они имеют право на все, — сказал Гидра, не сводя глаз с запертой двери. — Даже скормить его нашей пташке, которую обихаживают явно получше нашего.
Шаги уходящих стражников и неловкие, шаркающие звуки неуверенной походки Шаккана нестерпимо громко раздавались в коридоре.
— Мрази, — прохрипел Червь, растирая кровь по щеке.
Гидра невесело хмыкнул.
— Добро пожаловать домой, маленький принц.
— Это не мой дом, — хмуро отозвался Червь, присаживаясь на свое спальное место, устало свесив руки с колен. — Не мой мир...
— Все мы относимся к какому-то роду и дому, — отозвался Гидра. — Вот только ты никак не хочешь признаться, какой аристократ прибавил свое имя к твоему имени. Почему, интересно?
— Ты гнусен, как трупная муха, — отозвался Червь, покосившись на приятеля. — Все чего-то дергаешься, пытаешься что-то разнюхать, разведать...
— Я выжить хочу, только и всего, — разозлился Гидра. — Разве это странно? Чем больше знаешь, тем больше шансов!
— Никогда не слышал больше глупости, — проговорил Червь, завалившись на спину на свой мешок. — Во-первых, твои шансы зависят только от того, как ты проявишь себя в бою. А во-вторых, в данном конкретном случае победишь ты или проиграешь, не имеет никакого значения. Потому что все мы умрем. Как побежденный вчерашним соратником противник — или как жертва акадам. Поэтому вся эта твоя мышиная суета попросту бессмысленна.
Гидра фыркнул, но промолчал.
И, откинувшись на спину, уставился в потолок...
А стражники с Шакканом тем временем шли по извилистым коридорам темницы, открывая все новые и новые двери.
Юноша хотел снова спросить, ведут ли они его убивать, или все-таки по какой-то другой надобности. Но не стал.
Сейчас, перед лицом возможной смерти, он вдруг ощутил себя слабым и уязвимым. И он опасался, что если получит прямой ответ на свой вопрос, то не сможет его принять с должным достоинством.
— Стой здесь, — приказал стражник с копьем, останавливаясь перед очередной дверью. Его напарник торопливо сунул ключ в замок и, воровато оглянувшись, быстро провернул его.
— Входи, — потребовал он, приоткрывая дверь. — У вас пять минут.
Шаккан в растерянности замешкался у входа, и надсмотрщик с копьем подтолкнул юношу в спину и тут же запер за ним дверь.
Сердце в груди у Шаккана замерло.
Он очутился в крошечной каморке без окон, но зато с тремя дверями. Посредине стоял небольшой стол и две тяжелые скамьи, на одной из которых сидел человек в длинном зимнем плаще и с капюшоном на голове.
— Приветствую тебя, добрый человек, — проговорил Шаккан.
Фигура в плаще медленно поднялась, тяжело опираясь на трость с красивой серебряной ручкой в виде змеи.
— Шаки, — проговорил человек, снимая с головы капюшон.
Юноша увидел перекошенное немолодое лицо, сизые щеки, наполовину седые волосы, сбившиеся под капюшоном...
— Не узнал? — спросил мужчина с тростью.
— Дядюшка Аливий?! — ахнул Шаккан.
— Да, мальчик. Это я. Или, вернее, то, что от меня осталось...
Юноша его уже не слушал. Он бросился Аливию на шею, как ребенок к отцу.
— Ну-ну, — проговорил Аливий, похлопывая юношу по плечу. — Не нужно. У нас слишком мало времени. Давай присядем? Мне трудно стоять на ногах, несмотря на то, что их у меня теперь три, — кивнул он на свою трость, скривившись в ироничной усмешке.
— Что с тобой? Ты болен? — взволнованно спросил Шаккан, послушно присаживаясь за стол.
Аливий покачал головой.
— Узник, приговоренный к гибели, заботится о моем здоровье?.. Да, Шаки. Ты ничуть не изменился. Я не просто болен, дитя. Я умираю. И не просто умираю. Я... в некотором смысле уже мертв.
Тяжело переставляя ногами, Аливий подошел к столу, ухватился рукой за его край и только потом грузно опустился на скамью.
— Я знаю, что тебе пришлось пережить немало. Но и тут у нас... тоже было неспокойно, — усмехнулся дядюшка. — Начался перераздел территорий. Семья Радиса уничтожена. Наследник Матуса — тоже. И мои сыновья, твои названые братья... Тоже мертвы.
Шаккан побелел лицом.
— Тано и Гаен?..
— Были якобы убиты разбойниками, — с кривой усмешкой проговорил Аливий. — Дом Аррумуса опустел. В нем больше нет молодых орлов, Шаккан. Только один полумертвый, разбитый сердечным ударом старик.
— Дядя... — шепотом проговорил ужаснувшийся новостям Шаккан. — Святые акады, как же так!..
Аливий вытащил из кармана крошечную табакерку, вынул оттуда какую-то пилюлю и сунул себе под язык, прикрыв глаза.
— Слушай меня, дитя. Слушай внимательно! Пусть наше гнездо опустело, но не все птенцы нашего дома были убиты. Потому что один из них до сих пор жил в пустыне, сокрытый от всех.
Старик протянул руку и крепко сжал плечо растерянного юноши.
— Слушай и запоминай. Согласно королевскому правилу сохранения двенадцати главных домов наследником становится тот, кто остается последним и единственным носителем акады. А значит, род Аррумуса не умрет, потому что его продолжишь ты!
— Я? — недоумевающе проговорил Шаккан. — Но я... Как я? Нас ждет арена, и...
— И ты победишь!..
Старик тяжело дышал, будто ему не хватало воздуха.
— Дядюшка, тебе плохо! — воскликнул Шаккан, вскакивая со своего места. — Я позову стражу, тебе помогут!..
— Стой, безумец! Подойди сюда. Мне уже никто не поможет... — он попытался встать следом за Шакканом, чтобы удержать его, но едва не упал, теряя координацию.
Юноша бросился к старику, подставляя плечо.
Аливий крепко вцепился в приемыша скрюченными пальцами, как коршун в добычу.
— Возьми род в свои руки... — проговорил Аливий. — Унаследуй все, что тебе положено...
— Но я не смогу, — испуганно проговорил Шаккан. — Я же — дингир! И должен умереть...
— Ты не умрешь, — прохрипел Аливий. — Они не посмеют. Они не смогут! Ты победишь и займешь мое место, потому что ты станешь единственным носителем девятой акады! А носителей великих акад... не приносят в жертву! Слышишь, мальчик? Ты — последний из рода Аррумуса!..
Ноги старика подкосились. Шаккан не смог удержать его, и тело Аливия сползло из некрепких рук на пол.
— Тебе нужен лекарь, — испуганно пробормотал Шаккан. — Тебе срочно нужен лекарь!..
— Шаки... Ты — младенец в теле пятнадцатилетнего мужчины... — с трудом ворочая языком, проговорил Аливий. — Я сам принял яд. Только что. А перед этим я... — его дыхание на мгновение прервалось, в груди что-то захрипело.
