Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
И вправду: ужасно выглядело лицо Маджака без своего волчьего черепа. И вовсе не потому, что голова была отрубленной от тела, окровавленной и мертвой, с выпученными глазами. У Маджака были густые волосы, которые не расчесывались уже несколько лет, они сбились в вызывающий отвращение огромный колтун, от которого велет, по-видимому, боялся избавиться, поскольку считалось, будто бы это может привести к скорой смерти или болезни.
— Не спрашивали меня точно так же, — прибавила Рута, — желаю ли я быть супругой Лестка. Мой отец желал породниться с семейством Пестователя, вот и отдал ему мою сестру. Но Лестек пожелал себе в жены еще и меня.
Взял себя в руки Петронас и спокойно заявил:
— Приказал Даго Пестователь, отдавая Землю любушан своему сыну Лестку, чтобы взял тот в жены дочь Пакослава и, тем самым, связал свою кровь с кровью любушан. Но он ничего не говорил про свадьбу прямо с двумя дочерьми старосты. Твой отец, Рута, сдал без боя свой град власти Лестка, который, в свою очередь, не смог защитить его от Маджака; потому-то выслали меня, Петронаса, чтобы я защитил его от смерти. Пестователь будет рад, если дочь такого знаменитого старосты очутится при его дворе в Гнезде.
Он повернулся к сопровождавшим его воинам и приказал привести для Руты одного из коней армии Маджака. Он уже принял решение, что Рута отправится в Гнездо.
Несколько воинов из Познании стало громко протестовать, опасаясь гнева своего господина за то, что позволили они забрать у того его будущую жену. Но Петронас приказал своим воинам наказать их батогами, посадить на плот и отправить на правый берег.
А там, на высоком обрывистом месте было вымощено место, с которого Лестек с Палукой могли видеть все, что происходит на левом берегу. Оба уселись на принесенных для них конских седлах, над их головами растянули тент, чтобы не докучал им до сих пор сыплющийся мелкий дождь. Но оба мало чего могли увидеть, так как дым от гаснущего пожара черным облаком покрыл поле и луг, на которых разыгралась битва, и где Петронас праздновал свою победу.
Лестек — о чудо! — на первый взгляд с безразличием принял сообщение, что Петронас забрал у него Руту, еще одну дочь-красавицу Пакослава. Помня, что в гневе он совершенно напрасно убил старосту града Любуш, Лестек решил с этих пор получше следить за собой. Один только Палука видел на его желтом лице сильный румянец, который был проявлением кипящей в нем злости. Крючковатый нос покрылся капельками пота, столь сильно сражался Лестек сам с собой, пытаясь не проявить своих истинных чувств.
— Не будет доволен Пестователь, любящий мир, — сказал Лестек Палуке, — что Петронас вызвал войну с велетами. Лично я, взамен за вечный мир с волками, планировал отдать Маджаку град Любуш и левый берег, только вот все попортил Петронас. А еще он не отдал мне сундука с золотом, который мне обещал Маджак.
— Вождь волков повел себя, как изменник! — воскликнул Палука, изумленный столь странными словами Лестка. — Ты успел переправиться через реку, но вот меня Маджак хотел осадить в граде.
— А откуда ты знаешь, как он на самом деле поступил бы с тобой? — спросил Лестек. — А может и тебе позволил бы спокойно переправиться на правый берег? Похоже, ты ведь не испытывал страха, увидав приближающиеся отряды Волков. Впрочем, за валами града ты мог защищаться, а я пришел бы тебе на помощь или же заключил бы с Маджаком мир на более выгодных условиях, чем Петронас.
Палука был красивым молодым человеком, в чем-то похожим на Пестователя, вот только быстрым умом он не отличался. Забыл он уже, каким страхом наполнил его вид появившихся из леса отрядов Маджака. Не доходило до него и то, что Лестек никак не мог прийти к нему с помощью, поскольку у велетов был громадный перевес в силах, и Маджак вообще не позволил бы выйти на берег воинам Лестка.
— Нет, не боялся я Маджака. И тогда готов я был вступить с ним в бой, — гордо заявил он Лестку.
— Тогда рассказывай всем, как Петронас спутал все наши замыслы. Я уверен, что велеты не простят поражения, и когда выберут себе нового вождя, соберут новую армию, захватят левый берег и, кто знает, переправятся на правый и тогда вынудят Пестователя воевать. Не будет доволен Пестователь тем, что необходимо взять в руки меч, вместо того, чтобы валяться в ложе с новой женой. И пускай Пестователь выгонит Петронаса из Гнезда. Это же чужой человек, что нам по нему тосковать.
— Пестователь женился на сестре Петронаса, Зоэ. Так что не выгонит он его, — отрицательно покачал головой Палука.
— Правду говоришь. Пестователь сделался безвольным карликом в постели этой женщины, — заявил Лестек.
И решил Лестек, что с этого момента станет презрительно выражаться о своем отце, чтобы презрение это передалось и другим. Ибо, разве не проявил слабость Пестователь, который, вместо того, чтобы осудить самовольный поход Лестка и Палуки на Землю любушан — раз уж так желал он мира — принял этот факт к сведению без малейшего противодействия. Более того, сделал Лестка повелителем этих земель и послал ему на помощь свою младшую дружину. Для Лестка то был урок, что Пестователь боится своеволия своих сыновей, ведь не осудил он своеволия Авданца, захватившего Землю шлензан и град Вроцлавию. «Стал Пестователь слабым и трусливым», — подумал о нем Лестек.
Не имея возможности хоть что-то увидеть на левом берегу, он с Палукой возвратился в шатер, где они стали пировать, что, в конце концов, к ним прибудет Петронас и вручит им сундук золота. Только ничего подобного не произошло, а ночью ожило в Лестке воображение. Успокоил он мужское желание со своей женой, Живой, дочерью Пакослава, но, имея ее под собой и будучи в ней — Лестек думал о Руте. Почувствовал он в себе боль, ибо такова уж людская природа: более всего человек жалеет о том, что прошло мимо него, чем радуется тому, что добыл и поимел. А более всего для Лестка болезненной была мыль о том, что околдованный красотой Руты Петронас забрал ее себе, а ведь Лестек уже считал ее своей второй женой. Потому-то, хотя и успокоил он уже свое мужское желание, вновь пробудилось оно у него при воспоминании о красоте Руты, и, не имея возможности успокоить его теперь, стал он неожиданно молотить кулаками спящую рядом жену. Та, поначалу, поддалась побоям, молча принимая удары, но
