Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

– Не отдадим мы тебя ему, голубь, даже и не надейся, – похлопала его по плечу и приобняла Марфа, и мальчик расслабился.

– А я и не боюсь ничего, – выпятил нижнюю губу и снисходительно хмыкнул он, но вывернуться из объятий толстушки попытки не сделал.

– Ну, так вот, – заговорщицки прищурился старик в неярком свете коптилки и обвел умным взглядом командующего обороной Лукоморска и его зама. – Мне тут одна мысль в голову пришла, как свечка вспыхнула, как нам на этом нашем сходстве сыграть, и машине новой до нас добраться не дать.

– И как?..

– А вот садитесь-ка рядком, да послушайте ладком…

– Ну, ладно, – потрепала по вихрам Пашку Марфа и встала. – Вы тут заговоры стройте, да разговоры разговаривайте, а мне работать пора.

– Вы куда?.. – встрепенулся и подскочил стрелок.

– На дежурство, конечно, – повела мощным покатым плечом ведьма. – Ночь-то еще не кончилась.

– И я с вами!.. – его словно пружиной подбросило с лежака. – И я!.. Где мой лук?

– Тебе нельзя, ты болеешь!.. – протестующее вскинула пухлые ладони Марфа, но такой преградой воинственного вольного стрелка было в лазарете не удержать.

– Нет! Я уже всё! Я передумал! – протестующее мотнул он головой и перекинул ремень колчана через плечо. – Мне нельзя болеть!

– Это еще почему? – возмутилась ведьма. – Всем можно, а тебе нельзя?

– Да, мне – нельзя, – хитро глянул он на слегка опешившую от такого напора тетку Марфу. – Полковник Гвоздев сказал, и ты подтвердила, что сегодня ночью от меня зависит весь город!

– Ну, а знахарское искусство что по этому поводу скажет? – полностью разоруженная, она призвала на помощь подкрепление в виде деда Зимаря, надеясь, что тот запретит пережившему потрясение маленькому охотнику лететь сегодня с ней.

Но – клин клином вышибают.

– Знахарское искусство пожелает не попадать ко мне в руки как можно дольше, – смешливо собрал морщинки в углах глаз дед. – Но если что – помогу, чем могу и не могу.

– Вот видишь!.. – расплылся в торжествующей улыбке Пашка и решительно зашагал к двери. – Ну, пошли быстрей, тетка Марфа! Ночь-то еще не кончилась!..

Вечером пятого дня, когда по-осеннему рано стемнело, и дорогу среди деревьев было не разглядеть уже на расстоянии вытянутой руки, похитители яйца спешились на окраине леса под высоким холмом, на котором, словно громадное вычурное надгробие всем надеждам[203], зловещим черным силуэтом на черном фоне ночного неба, испещренного иголочными уколами звезд, возвышался замок Костея.

Они взобрались на холм почти ползком по шершавой шуршащей траве и прижались к холодной, словно отполированной черной стене.

– Находка? – вопросительно прошептала Серафима, оглядываясь по сторонам в поисках октябришны.

– Д-да… – еле слышным дрожащим шепотом отозвалась та откуда-то слева.

Было похоже, что, в отличие от царевны, возвращение к замку далось ей не так легко и безболезненно, и если бы не ее клятва защищать свою благодетельницу и не роль, отведенная ей в плане, она бы набралась смелости и попросила подождать на расстоянии.

Желательно километров в сто.

– Ну, не дрожи так, Находочка, – Серафима бережно сжала холодную руку октябришны в своей – сухой и горячей. – Всё пройдет хорошо. У меня такое предчувствие, правда. Как ученица убыр, ты веришь в предчувствия?

– Д-да… Н-нет… Н-не з-знаю…

– Не веришь – проверишь, – сжала несопротивляющуюся ладонь Серафима. – Вот увидишь – прорвемся. И ты нам поможешь. Получится?

Находка перестала дрожать, сделала несколько неровных вдохов-выдохов, потом затаила дыхание и на выдохе кивнула, уже спокойнее:

– Да. Сейчас. Погодите.

Она отошла в сторону, повернулась к черной стене, сложила ладошки лодочкой и торопливо что-то в них зашептала.

Иванушка с интересом выгнул шею, выглядывая из-за плеча своей супруги, умруны обернулись, Серафима сжала кулаки, и тут же радостно перевела дыхание: между ладонями Находки возник и ожил бледный, пугливо вздрагивающий желтоватый огонек. Продолжая шептать, ученица убыр медленно обошла всех присутствующих, останавливаясь напротив каждого на несколько секунд, потом резко схлопнула ладони и тут же снова развела их. Огонек продолжал светиться, но теперь ровным голубоватым светом, заливающим все вокруг в радиусе трех метров.

– Всё, – несколько успокоившись, прошептала она. – Теперь, кроме нас, его никто не увидит. Можно начинать.

– Ну, что? – едва слышным шепотом дохнула в ухо Иванушки Серафима. – Готов?

– Готов, – так же беззвучно кивнул в ответ тот и приступил к делу.

Для начала ему предстояло найти участок стены, свободный от прижавшихся к нему умрунов, Находки и Серафимы.

Ему это удалось с третьей попытки, и он застыл перед открывшимся перед ним монолитом, размышляя, как бы сподручнее приняться за работу. Раньше стены резать ему не приходилось, но в его представлении это было делом хоть и трудоемким, но выполнимым, и вот теперь ему предстояло доказать это на практике.

Ощупав еще раз – на всякий случай – обреченный участок стены перед собой, он мягко и осторожно воткнул клинок по самую рукоятку в гладкий камень и повел его вниз, потом влево, затем вверх и вправо, пока проем будущего хода не был полностью очерчен, и тут же проворно отскочил в сторону, приземлившись на чьи-то ноги, чтобы избежать личного участия в следующем этапе, предусмотренном его планом: падения вырезанного фрагмента стены.

Владелец ног терпеливо промолчал, и лишь постарался как можно более тактично извлечь свои отдавленные конечности из-под каблуков царевича.

Тот шепотом ойкнул, извинился и отступил еще на шаг, перейдя на следующий комплект ног.

Потом повторил маневр.

И только тогда его внимание привлек более важный факт: стена оставалась на предписанном ей архитектором месте, и падать, по-видимому, не собиралась.

Может, ее надо подтолкнуть?..

Подковырнуть?..

Постучать?..

Произведя все три действия поочередно и вместе, Иван понял, что самое интересное только начинается.

– Ты ее по кусочкам отрезай, – посоветовала сдавленным шепотом супруга сразу, как только ей стал ясен смысл производимых царевичем манипуляций. – Ты же ее, наверняка, не насквозь прорезал.

Иванушка согласно кивнул и стал отрезать стену по кускам.

Делом это оказалось нелегким и еще более неблагодарным, чем он ожидал.

Через час стена была искромсана как жертва маньяка, Серафима и Находка замерзли, ему самому пот заливал глаза, а проход шириной в метр и высотой в рост Ивана углубился едва ли на полметра.