Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
— Я посылал к вам послов, господин. К самому Пестователю. В Гнездо и в Познанию, — громко загудел голос предводителя волков. — Ответа не было. Я же чужаков здесь не терплю, пускай это даже и сыновья Пестователя.
— Прости меня, господин, — Петронас тоже сошел с коня. — Но терпение это мать мудрости, потому следовало ожидать. Ибо, скажи, что ты сам сделал бы на моем месте? Любушане хотят сделаться частью полян. Это их град, и эта земля принадлежит им. И это их воля, а не твоя.
— Ни их воля, ни моя воля, пускай будет твоя воля, — хитро ответил на это Маджак, желая тем самым спасти от поражения собственных воинов.
— Хорошо говоришь. Тогда я объявляю, что мой повелитель, Даго Господин и Пестователь, возьмет во владение Землю Любушан. Мало того. Мой Повелитель, Даго Пестователь, шдарит ее сыну своему, Лестку, раз уж женится он на дочке Пакослава.
Склонился униженно Маджак и сказал:
— Позволь, господин, что я уйду со своими воинами и не буду присутствовать на свадьбе. Мой народ дик, и я не могу обеспечить спокойствия.
— Уйдешь? — Петронас был изумлен. — И ничего не предложишь молодым на их будущую, счастливую жизнь?
— У меня есть шкатулка с золотом.
— Отдашь еще и лошадей своих воинов.
— Со мной четыре тысячи человек. У тебя же — немногим более полутора тысяч. В граде лишь небольшая кучка воинов. Тогда давай начнем битву, и пускай будет она кровавой, — решительно заявил Маджак, ибо был он человеком, не знающим страха.
Знал он и то, что, как объявили его вождем волков, подняв на щите, так и теперь, после того, как вернется он с поражением, его вновь поднимут на щите, а потом сбросят на землю, выбирая себе иного вождя.
Заколебался Петронас, ведь их по сути ожидала кровавая битва, так как на левом берегу Одры воинов Палуки осталось мало, войск же Пестователя было меньше, чем воинов у Маджака.
Потому, в соответствии с обычаями склавинских народов, начался торг, чему быть: миру или войне. И удовлетворился Петронас лишь шкатулкой с золотом, данной ему Маджаком; н разрешил велетам отойти на север, по широкой дуге обходя войско Петронаса. А потом Петронас в окружении трех десятков своих воинов въехал в Любуш, где один на один встретился с Палукой.
— Струсил! — начал орать на него Палука. — Мы могли ударить на него с двух сторон и раздавить велетов, словно червяков. Кто дал тебе право, Петронас, отпускать их свободно и без боя?
А Петронас перед тем посчитал воинов Палуки в Любуше и выявил, что их всего три сотни.
— Маджак верно сказал, что битва должна была бы стать кровавой, — спокойно пояснил македонец. — И кто знает, вышли бы мы из нее с победой, ведь волки способны яростно сражаться. Меня же Пестователь выслал не для того, чтобы выбить своих воинов, но спасти жизни его сыновей. Ведь он вас любит, несмотря на ваше непослушание.
Он указал рукой на лодки и плоты, как раз подходящие к левому берегу реки.
— Переправляйся так, как вы запланировали это с Лестком. Или же догоняй Маджака и бейся с ним, если жаждешь славы. Еще повтори Лестку, что ему Даго Повелитель назначил земли любушан, если только он породнится с ними, взяв в жены дочку Пакослава, Живу.
Кровь ударила в голову Палуки. Сейчас, когда непосредственная опасность ушла, почувствовал он в себе силу великана и начал орать на Петронаса:
— Не приказывай мне, ты, грек, ведь это я сын Пестователя и великан!
— Не вижу я здесь великана, а всего лишь горстку воинов, спрятавшихся за стенами града, — насмешливо заметил Петронас.
Тогда, как об этом рассказывают люди, и поется в песнях, вытащил Палука меч из ножен и хотел броситься на Петронаса. Только схватили его и обезоружили свои же воины, а потом занесли в одну из лодок. Никто из воинов Палуки не встал на стороне своего повелителя, поскольку для всех было ясно, что бой с Маджаком должен был стать кровавым, и если бы не мр, заключенный Петронасом, многие из них, если не все, пали бы в сражении.
Вскоре все воины Палуки очутились на лодках и плотах, а в Любуше остался только Петронас. Что он собирался делать дальше, никто не знал. Люди Палуки считали, что, как только они переправятся через реку и соединятся с армией Лестка, их вождь отдаст приказ отослать лодьи и плоты за воинами Пестователя.
На правом берегу реки, в небольшой котловине, Палуку ожидали Лестек и Пакослав. Тут уже были расставлены шатры и сложены шалаши для воинов и людей из Любуша. Лестек и Пакослав видели, что деялось на левом берегу, но по причине большого расстояния мало понимали из того, что там на самом деле произошло. С огромным возмущением, плюясь слюной от ярости, рассказал им Палуука о договоренности Петронаса с Маджаком, о приказе Пестователя касательно свадьбы Лестка с дочкой Пакослава, Живой.
— Не будет Петронас давать мне указания, — грозил Палука. — Мой отец сошел с ума по той девке, Зоэ, и сделал Петронаса вождем своей младшей дружины. Но разве не мне дали корону юдекса?
Наступила ночь. В страшном бардаке, который царил в лагере Лестка, никто не отдал приказ, чтобы пустые лодки и плоты переправить на правый берег, в Любуш. В шатре Лестка разожгли масляные лампы; Палука пил с ним сытный мед и грозил Петронасу. А до Лестка дошло, что нашелся некто, кто встал выше него, единственного сына из законного ложа. И эти кем-то был чужак, македонец Петронас, с властью и армией, данной ему Пестователем.
Пакослав же понял, что или сейчас, или уже никогда не породнится он с родом Пестователя, и, утратив град Любуш, не получит ничего, если не совершит обручения своей дочки с Лестком.
— Вот прямо здесь, в этой котловине, мы и устроим тебе свадьбу, мой повелитель, — кланялся он Лестку. — А потом, как приказал это Пестователь, ты получишь в дар всю Землю Любушан, я же возьму себе в заботу какой-нибудь град на этой земле и вновь стану старостой.
— Согласен, — заявил Лестек, который все время помнил про указания и советы своей наставницы. — Но свадьба состоится лишь в Познании, ибо только этот град достоин такого события.
Они пили мед и ссорились друг с другом всю ночь. Палука жаловался, что по
