Валерий Моисеев - Сфинкс

Карл с лицом, побледневшим от лишений, так внезапно свалившихся на его бедную аристократическую голову, рухнул на колени и, кашляя кровью, прокричал:

- Убейте меня прямо здесь, дальше я не пойду!

- Что нехорошо тебе, и больно, небось? - с притворным участием спросил его офицер с пышными сивыми усами. - А тем несчастным, которых вы похищали и жизни лишали, каково было? Ты об этом подумал, скотина? Кстати, куда вы тела-то девали, а?

Карл глянув на него исподлобья, внезапно расхохотался, и неожиданно легко поднялся с колен:

- Так получается, что у вас господа хорошие против нас вообще ничего нет? Нет трупов, нет обвинения! Се ля ви! Ты слышишь, Веревий? Друг мой, мы скоро будем на свободе!

- Ну, это вряд ли! Я скорее тебя сам пристрелю, чем позволю, чтобы тебя оправдали, - ткнул его в спину стволом пистолета полицейский с запозданием понявший, что допустил промашку и сболтнул лишнего. - Пошел, давай!

После этого разговора Карл заметно приободрился и вообще его физическое состояние радикальным образом улучшилось.

В отличие от него, Веревий оставался мрачен:

- Эх, Карлуша, это у вас в ваших Европах все делается по закону, от и до. А у нас в России испокон веку даже судят не по закону, а по понятиям. Если по людским понятиям выходит что мы с тобой убивцы, то значит, так тому и быть. Это, почитай дело решенное. И суд это признает, как пить дать. А найдут наших мертвяков или не найдут - это дело десятое. И приговор суда я тебе могу без особых хлопот заранее предсказать, не хуже цыганки - ждет нас с тобой по пеньковому галстуку, и похороны за казенный счет.

- Ну, я на твоем месте не торопился бы со столь пессимистичными прогнозами! - улыбнулся Карл. - Кроме того, что я верю в торжество справедливости и судебной системы, должен тебе напомнить о том, что у нас с тобой по крапленому золотому тузу на всякий случай в рукаве припрятано. Прошу тебя, друг мой, отнестись к этому со всей серьезностью, на какую ты только способен. Быть может, это спасет твою жизнь, как, впрочем, и мою тоже.

- Разговорчики прекратить! - рявкнул полицейский и угрожающе замахнулся рукояткой пистолета на Карла, но ударить, все, же не решился. - Расчирикались, что твои воробьи, на навозной куче! Раньше надо было думать господа убийцы, раньше! Когда ни в чем неповинных людей жизни лишали!

Переправа через Ежовку прошла без особых приключений. Если не считать того, что Карл, продолжавший по непонятной для конвоиров причине пребывать в самом благодушном настроении, неожиданно заявил, что сейчас утопится. После этих слов он предпринял попытку выкинуться из лодки вниз головой в воду. Но сидевшие рядом с ним полицейские, вцепились в него с двух сторон, словно клещами и не дали ему совершить задуманное.

К их большому удивлению, другой бывший в лодке арестант разразился громким хохотом:

- Держите его ребята! Крепче держите, а то ведь, как пить дать убежит! Можете мне поверить, уж я-то его знаю, как облупленного. Хотя если честно, держите вы его или не держите, все одно убежит.

- Это почему же, если не секрет? - ехидно поинтересовался полицейский.

- А он слово воровское, знает, что все темницы открыть может.

- И что же это за слово такое? - с нескрываемым любопытством посмотрел на Карла офицер.

- Скарабей! - рассмеялся тот и хитро подмигнул Веревию.

- 21 -

Древний Египет, предместье Мемфиса,

квартал парасхитов

Едва Кехр вбежал в покои Сабутиса, как сразу понял, что того уже сморил тяжелый сон, вызванный зельем подмешанным в пиво. Решив, что теперь, его не в меру болтливый хозяин никуда не денется, и сдать его жрецам он всегда успеет, Кехр задумчиво почесал плешивую голову. А что если прямо сейчас взять да и забрать женщину себе? При этом можно будет безнаказанно перебить всех ее спящих родственников, чтобы обвинить кровожадного Сабутиса заодно еще и в этом преступлении.

Также надо будет не позабыть пожаловаться жрецам, что его хозяин, выпив лишнего, проболтался о том, что уже давно участвует в заговоре против великого фараона Сети. Тогда Кехра в награду за проявленную им бдительность и преданность фараону, обязательно назначат на должность старшины гильдии парасхитов, вместо казненного Сабутиса.

Сказано, сделано, и Кехр отправился прямиком в бальзамировочные помещения, где в это время вовсю кипела работа. Стоявшая там дикая духота и страшная трупная вонь нисколько не смущала Кехра.

Набрав в легкие побольше воздуха, отравленного отвратительными миазмами, он прокричал:

- Слушайте приказ самого Сабутиса! Мне нужны десять крепких мужчин, искусно владеющих ножами, для того чтобы примерно наказать предателей нашей гильдии.

Желающих оказалось даже больше, чем было нужно. Отослав обратно самых хилых и тех, кто был уже в возрасте, Кехр возглавив нестройную толпу парасхитов, устремился к выходу. Некоторые сжимали в руках парасхитские ножи, лезвия которых были покрыты прокисшей трупной кровью, потому что их взяли прямо с бальзамировочных столов. У некоторых в руках были крепкие суковатые палки.

Когда они поравнялись с лачугой, Кехр воздев руку, свистящим шепотом произнес:

- Хорошенько запомните, все мужчины должны умереть! Женщину же не трогать, под страхом смерти! Она не должна пострадать, таково повеление Сабутиса! Вперед!

После этого толпа, мешая друг другу, ворвалась через узкий дверной проем в лачугу, где остановился Некра со своей родней. До этого Кехр заверил нападавших, что внутри все спят. Но, там их ждал неприятный сюрприз. Выяснилось, что у постояльцев Сабутиса хватило ума не пить отравленное пиво, и они достойно встретили парасхитов.

Сенсей вооруженный двумя короткими палками, обрушил на ввалившихся в лачугу негодяев непрерывный град ударов. Бывшие впереди двое пузатых здоровяков не успели применить свои ножи, искусством владения, которых так кичились. К тому времени, когда они попытались это сделать, выяснилось, что у обоих уже переломаны руки.

Опрокинув взвывших от невыносимой боли, незадачливых мастеров ножевого боя, на подпиравших их сзади товарищей, Сенсей нырнув вниз, и подобрал с земляного пола бессильно выпавшие из их рук клинки. Брезгливо поморщившись, он остался недоволен, тем, как парасхитские ножи были сбалансированы. Что впрочем, было совсем не удивительно, так как эти инструменты предназначались совсем для других целей.

Врубившись в толпу, стремительно заполнявшую лачугу своими отвратительно пахнущими телами, Сенсей стремительно кружась, словно в диковинном танце, прошелся лезвиями по тем из них, что оказались в пределах его досягаемости. Последовавшие за этим вопли раненных возвестили о том, что большая часть его усилий не пропала даром. Один из нападавших неожиданно завалился на бок и сполз на ставший скользким от крови пол. Другой рухнул на колени, зажимая обеими руками глубокий порез на шее.