Варвара Мадоши - Морской закон, рыбья правда

А потому стрелка она не увидела — почуяла. Тем, за кем часто следят, хорошо известен этот тяжелый взгляд на затылке. Каким-то чудом Зура умудрилась вовремя толкнуть Лина; тот, охнув, неуклюже полусвалился-полусполз на пол коляски. Дротик же вонзился в обшивку сиденья, пропоров ее — и тут же растекся лужицей.

— Остроумно, — ошарашенно пробормотал Лин.

— Да нет, ничего особенного, — не согласилась Зура. — Ассоциация магов встрепенулась. Нанесем визит? Ты же говорил, что это придется сделать.

Лин кивнул. Было видно, что ему не по себе — волшебника чуть не колотило. Но брал себя в руки он быстро, с каждой секундой казался все спокойнее и спокойнее.

— Очень странно, — прошептал Лин. — Очень странно. Почему она так? Кажется, я где-то крупно ошибся…

— Куда? — только и спросила Зура.

Если бы Лин спросил ее, Зура бы сказала, что нужно вернуться к Вартиану — маг явно не в мог заниматься сейчас делами. Но Лин сказал ей другой адрес, и Зура только кивнула.

— Белая набережная три, — скомандовала она извозчику.

Дома мне частенько случалось слышать, что наземные только и хороши, что отлавливать их в прибрежных водах и иметь: руки, мол, удобные. Должен сказать, что те, кто так думает, многое упускают! Не только руки.

Этот жар — тоже что-то вроде войны. Только другой. И так же нужно уметь перетерпеть, затаиться, ударить вовремя. Только так можно победить.

Лоен оказался хорошим учителем. Во всех смыслах. На деле он никогда не настаивал на соблюдении их договора дословно: занимались они магией по вечерам, на окраине города, и иной раз он гонял Зуру там и несколько часов. Потом шли к Лоену, в комнату на третьем этаже доходного дома, и ложились в постель. Там он иной раз Зуру имел, иной раз не имел — говорил, что устал или еще чего. Но она все равно спала рядом с ним: на этом он настаивал.

— Приятно, когда рядом с тобой лежит молодая девчонка, что ни говори.

Первый раз, услышав, что для Зуры он был действительно первый, он поскреб заросший подбородок и пробормотал:

— Будь я получше, тут-то я бы и отказался. Но я такой, какой есть. Но я уж постараюсь, чтобы больно тебе не было, девочка.

И больно действительно не было. Было не бог весть как хорошо, но ничего так. Терпимо. А потом, к исходу второй недели, даже иногда становилось приятно. Зуре, пожалуй, даже нравилось, когда твердые ладони Лоена обхватывали ее под ребрами; когда жесткие пальцы гладили ее грудь, сжимая соски; и, когда прошел первый дискомфорт, приятно стало ощущать его внутри себя — было в этом что-то и от езды на лошади, и от магии, когда тело распирает изнутри чисто нервное напряжение, и все мускулы дрожат.

Но начал ли нравиться ей сам Лоен? Нет.

В первую ночь она выскочила из его дома до рассвета, когда еще даже молочники не появились на улицах и, несмотря на саднящую боль между ног, пошла обратно на пустырь, где тренировалась дробить магией камни, как Лоен ее научил. Потом купила у разносчика жирную лепешку с лотка. Запах жира напомнил вдруг о прежнем: о купце, перьях в подушках, о крови на ее руках, и как она вытирала пальцы о снег. Второй раз в жизни Зуру немилосердно вырвало.

Ладно, сказала она себе потом. Наемник всю жизнь испытывает свое тело. Всю жизнь тащит его сквозь тренировки. Всю жизнь ставит себя на край. Для женщины продавать свое тело за деньги — позорно. Но она не за деньги. Она за науку. И, кстати, постельным делам тоже пришлось бы учиться рано или поздно…

Это тоже такой бой. Затаиться, обезоружить.

…В войсковых обозах следуют маркитантки, потому что где бой, там и ебля, ничего не поделаешь. Вот. Она сама себе маркитантка. Дело житейское. Она решила сама в этот раз. Никто ее не продавал и не подталкивал.

Брат, кстати, ни о чем ее не спрашивал. Нет, первый раз спросил, куда это она, когда Зура сказала, что уходит на вечер и на всю ночь. Она сказала правду: что нашла человека, который согласился учить ее магии.

— Будь осторожна, — только и сказал он. — Возвращайся живой, акай.

— Это уж не волнуйся, — ответила Зура небрежно.

Лоен рассказал ей про серьгу, как отслеживать свое состояние с ее помощью. Даже подарил самую первую. На исходе двух недель он сказал ей:

— Ну все, чему мог, я тебя научил. Это наша последняя ночь.

Он был с ней как-то особенно, непривычно мягок. Зуре это показалось странно: она едва замечала его ласки и даже немного скучала. Но Лоену понять не дала. Не сказать ведь, чтобы она совсем была наивной идиоткой в этом смысле: они с братом всегда ютились по таким местам, что Зуре пришлось наслушаться разговорчиков всяких разных. Были среди их соседей и шлюхи, старые и молодые. Зура быстро поняла, что из подслушанного применить к делу и как. Поэтому Лоен о ее скуке, кажется, даже не догадался. И хорошо; речь ведь шла о ее гордости.

В конце он сказал, прижимая ее к себе:

— Вот что, малышка… Я тут подумал… Ты девчонка хорошая, серьезная, но в наемниках пропадешь. Тут надо немножко с катушек быть слетевшим. Нет у тебя настоящей безжалостности. Я видал баб в этом деле, но дело все-таки не женское. Ты у меня не такая… — Зура молчала, и он продолжил, как будто продираясь сквозь каждое слово. — У меня ферма есть… не здесь, в Оксии. От отца осталась. Там запущено все маленько, но… Может, ты б захотела там пожить?

— Нет, — коротко сказала Зура.

— Да ладно, не отказывайся сразу, — он прижал ее к себе еще крепче, зашептал в шею, обдавая горячим дыханием, и Зуре нестерпимо захотелось освободиться. Но она не знала, насколько еще их договора хватает, поэтому лежала смирно. — Ты девица сопливая, но маг неплохой. Среди фермеров магов мало, а так мы бы там с тобой мигом хозяйство подняли. Да плюс я еще пока мечом махать могу — это деньги. Вдруг у тебя живот расти начнет, что делать будешь?

— Не начнет.

Разбудили Зуру среди ночи топот сапог и стук древков алебарды. Городская стража Влавии; эти вояки немилосердно ярко светили фонарем, грубовато перешучивались и оттащили Лоена в тюрьму как шпиона Тай-Гериата. Зура не оказала им сопротивления только потому, что Лоен крепко сжал ее руку и велел не дергаться. А потому ее бросили в камеру с проститутками, не имеющими храмовой лицензии.

Ночь была неприятной, но утром, когда их всех выгнали на «общественные работы» — убирать мэрию — Зура без труда сбежала.

Больше она о Лоене не вспоминала.

И, конечно, ребенка никакого не было. Ей немногое успели рассказать до того, как она покинула род и его земли, но этому всех девочек из боевых шатров учат сразу же, как только забирают от матерей или кормилиц: боевые женщины степей не рожают детей, если сами того не захотят.